Другое настоящее

На странице Лютаева "Вконтакте" (сейчас она заблокирована) общие фотографии: молодые люди влюблены и явно счастливы. Последний снимок был выложен за день до убийства. Статус, которым он подписан, звучит как жуткое пророчество: "Если когда-нибудь настанет день, когда мы не сможем быть вместе – сохрани меня в своем сердце, я буду в нем навеки".

Эта история вызывала бы исключительно жалость, если б не обстоятельства, которые начали выясняться после. В съемной квартире студента нашли несколько кастетов, ножи, а также запрещенные книги националистического толка. Содержимое же личного компьютера Лютаева поразило даже бывалых следаков. Помимо основного профиля студент пользовался еще одним. Под ником Gaswagen_88 он активно участвовал в переписках ультралевых групп и открыто называл себя "одним из санитаров". На аватаре – изображение волка. Точно такая же татуировка имелась на левом предплечье Лютаева, символизируя, по видимому, санитара леса. Но самое страшное ждало впереди. В папке "Тренировки" обнаружились видеозаписи, сделанные мобильным телефоном. На них видно, как Лютаев нападает на спящего бездомного с кулаками, а затем добивает его ножом. Один из его подельников – Родион Ремизов – фиксирует все происходящее на видео. В названиях файлов садисты скрупулезно указывали место и дату жестокой расправы. Но не все убийства попали на видео. Поначалу Лютаев работал один.

Это началось 13 сентября 2019 года на платформе Царицыно».

* * *

Я конечно опаздываю. Выхожу остановкой раньше, вижу, что ошиблась, но горизонт чист, дальше приходится идти пешком; уткнувшись носом в «Яндекс.Карты», плутаю дворами, смутно обоняю чьи-то котлеты и компот, пробегаю мимо «Магнита» – очень хочется ледяного индиан-тоника, но заходить за ним некогда. Долго ищу переход через железнодорожные пути. Грязные составы обдают меня жаром, а я не понимаю, зачем я здесь. На что мне вообще сдалась блочная трехэтажка с одинаково больничными квадратами окон, этот так называемый «колледж» на улице имени жены Ленина, если завтра питерский театр «Мастерская» привозит в Москву «Письмовник»?.. Я уже видела его раньше и собиралась пойти снова, чтобы Сашка и Вовка-морковка, чтобы самые простые вещи заставляли умирать, чтобы онеметь от настоящего, а главное – вспомнить себя прежнюю, нас прежних, себя и тебя, Март, какими мы были в полутемном зале – и не были уже никогда с тех пор, как из него вышли.

Никуда не иду. Стою посреди улицы, зажимая ладонями дыру в том месте, где совсем недавно были «тогда», «туда» и «с тобой», и еще просто «ты» – отдельно, и «не забудь пополнить "Тройку"», и «оденься нормально, а не как обычно», «я же теперь за рулем», «ты всегда так говоришь, а потом кашляешь», и завтра, послезавтра, после… Когда мы еще не догадывались, что никакого после – нет.

«Март», – говорю я двери, прежде чем ее толкнуть, и повторяю: «Март, Март, Март» – до тех пор, пока не вижу стол, а на нем – фотографию с отрезанным черной ленточкой уголком.

– А… – сварливо доносится из-за спины.

– Я новенькая, – говорю я охраннице. – Опоздала. – Девушка с фото, подперев кулаком подбородок, глядит на меня и прощает. У нее старомодная прямая челка – очень красиво. – Что с ней случилось?

– С Катюшей? Под поезд попала, Царствие Небесное. Первый курс. Хорошая, жить бы еще да жить…

А была б нехороша – пусть помирает?

– Простите, тридцать девятая аудитория – это?..

– Третий этаж и направо.

Под взглядом Кати, которой уже нет, но она все равно на меня смотрит, привычное мартовское бормотание не получается. Я просто волоку свое неподъемное тело вверх по лестнице и чувствую себя Ведьмой Пустоши, явившейся в королевский дворец и дряхлеющей с каждым шагом под чарами придворной колдуньи Салиман. Чем ближе к аудитории, тем более тихо становится внутри и шумно – снаружи. Одно от другого отделяет всего лишь моя тоненькая телесная оболочка. Где эта тварь? Когда она придет? Да где эта тварь? Сколько можно ждать? Спорим, она стоит за дверью? Ах-ха-хах! Спорим, она стоит за дверью и подслушивает? Зассала! Зассала! Тварь нас боится, тварь, кошелка, тупая сучка из ток-шоу нас боится! Что мы с ней сделаем, а? Что мы с ней сделаем прямо здесь и сей же час?..

Я открываю глаза оттого, что рукам становится нестерпимо горячо. Ставлю чашку на подоконник и изо всех сил дую на ладони.

– Пей, – велит охранница. – Крепкий, с сахаром. Вон, белая вся.

– Голова закружилась.

Я совсем не помню, как сюда попала.

– Вы ее знали? – Фотография с траурной лентой меня гипнотизирует.