Другой

— Но-но. — По дружески тормошил Игорь за плечи. Антон его разжалобил, это заметно. Но белорус, не из тех, кто потакает слабостям:

— Что это, за философия опарыша? — говорит. — Ни к чести нам — бравым…

Когда Антон ушел, белорус добавил:

— У классика, эта фраза звучала иначе: "Жизнь дерьмо — а мы в ней актеры". Кажется, так?

Игорь, вылил в стаканчик остатки сока, мне налил водки.

— Я уже не хочу.

— Давай, завершающий "тостскриптум", — сказал он, поднимая свой стакан.

— Господа, — начал я, — сегодня наши войска взяли… как это село?..

— "Ламбас".

— Взяли, село "Ламбас". За бабсс, господа!

Выпили.

— Жалко.

— Что жалко? — спросил я.

— Слышишь, как шумит Онега?.. — Он будто погрузился в воспоминания. — Поздно приехали, вот, что жалко… Ты не рыбак?

— Ну, так, — уклончиво ответил.

— Ты ловил хищника?.. Щук, судаков… окуней.

— Окуней ловил.

— Я научу тебя ловить щук. У меня свои секреты… никто не знает…

Проснулся, от страшного рева. Чуть не упал со скамейки, но Сергей поймал за куртку:

— С добрым, — весело поздоровался.

— Инсульт… — отвечаю. Еще не понял, где нахожусь, попытался догадаться, что может издавать такие истерические звуки, вспоминал способы передачи информации и нормы поведения землян.

Сергей:

— Эх ты — плагиатор, нет, лучше — эксплагиа… эксплагиататор… нет, чего-то с утра не идет… Хрен с ним. Чего в палатку не пришел?

— Что?

— "Бухлоно" природы — штука манящая, но спать сидя… О! Да вы певец?

Только сейчас заметил, что держусь за гриф, свисшей со стола гитары.

— Да, — говорю, — я "выпевец".

Из-за маленькой прогнившей пристани, выскочила резиновая моторка. Заревело — еще сильнее, я зажал уши. Вот, что шумело.

Жалобно посмотрел на Сергея:

— Это классический шумопроизводитель, или устройство имеет дополнительные, побочные функции?

— Топливо-поглотитель — перерабатывает бензин в продукты сгорания, насыщает кислород оксидами углерода.

Лодка сделала большой круг, проплыла возле причала и пошла на новый заход. Среди пассажиров, я вдруг узнал Сашу; она вскочила на доску для сидения и отчаянно замахала руками, пытаясь привлечь мое внимание. Двое других подскочили к ней, лодка запетляла, и Саша, чуть не опрокинулась за борт, упала, прямо на руки одного из своих спасителей.

Сергей назидательно помахал пальцем, крикнул:

— Хватит уже! Накатались! Давайте на берег!.. — Посмотрел на меня, сказал с укором: — Утопятся.

Я, пригляделся к Сашиным спутникам, и не поверил глазам. Только, когда лодка подплыла к причалу, и люди вскарабкались на скрипучи пирс, мой мозг покорно капитулировал перед не заангажированным, лишенным, всяких там предвзятостей — зрением. Это, все-таки они…

Брюки Игоря закатаны до колен, ноги босы, могучий торс сжимала узкая тельняшка, на затылке, виртуозно балансировала матроска, зловещим крестом перечеркнул грудь увесистый патронташ (с близи, конечно, оказалось, что это простые кожаные ремни, причем, один из них — мой), блестела кокарда, на ветру плясали ленточки.

Антон, к обмундированию отнесся, намного, серьезней: никакой бутофорщины, никаких подделок. На нем, форма морского офицера: лычки, значочки, нашивочки, даже кортик болтался сбоку: торчал из ножен, поблескивая золотистой ручкой. Форма белая, туфли черные, фуражка, пуговички, шнурочки бантиком — весь аккуратный, подтянутый, нелепый.

Я протер глаза — он не исчез.

Игорь привязывал лодку, посмотрел на меня, махнул, я ответил; Саша приветствовала обворожительной улыбкой, и вдруг из-за туч вывалилось солнце, залило все желтым, теплым. От резкого света я зажмурился, улыбка нарисовалась на лице сама собой. Антон бросил на меня небрежный, полный превосходства взгляд, нехотя козырнул, видно, что все эти формальности давно утомили старого адмирала, и если бы не долг… (кстати на руках у него, белые перчатки)

Бородач, заложил руки за спину, внимательно следил за действиями Игоря.

— Мюсье Шаутбенахт — якорная стояка, разрешите поднять гюйс?! — говорит белорус.

Антон строго кивнул. Игорь подбежал к нам, в руках у него длинная полусгнившая палка.

— Зачем это? — спросил Сергей.

— Это гюйсшток. Мне нужно что-нибудь красное… — Он полез в палатку, завизжали молнии на сумках.

— Почему красное?

— Андреевский флаг — красный, правда, с синим и белым крестами, но это уже лишние тонкости… ааа… — нашел!

Вылез из палатки, в кулаке скомкалась оранжевая безрукавка.

— Нашел! — радостно повторил он, и опять рванулся к лодке.

Я недоверчиво посмотрел на Сергея:

— Что происходит, друг?

— Сказали же тебе — якорная стоянка.

Скоро к нам подошла Саша.

— Ну, доброе утро соня, — сказала мне, обняла сзади за плечи и поцеловала в щеку.

— Думаешь, я спал?

— Еще как, целый час, меня твой храп разбудил.

— А Игорь спал?

— Нет.

Внутри проснулась какая-то досада, злость. Почему?

— Он, тебя уговаривал лечь в палатку, а ты уперся, кричал, что не пойдешь…

— Кричал?

— Не очень громко… Ты говорил, что это дело чести, что ты последний покинешь капитанский мостик… Вечный бой… дуэль… воля… Не помнишь?

Кажется, вспоминаю, точно… было.

— Ничего не помню, — говорю.