«Жену и дочку я любил безумно, ради них и жил. Ребёнок был поздний, уже и не ждали, усыновлять хотели, но тут Юля забеременела. Роды прошли легко, и настали семь лет счастья. И вдруг… с месяц назад они начали пропадать. Поочерёдно, а иногда и вместе. Помогает, к примеру, жена дочурке в школу одеться, я смотрю на них, улыбаюсь… а потом они расплываются, становятся тоньше, прозрачнее… и нет их уже. Я глаза тру, по щекам себя бью, голова кружится, будто сам лечу куда-то… и слышу голоса на кухне. Захожу, а они за столом сидят, в домашней одежде, чай пьют. Спрашиваю: «Женечка, ты решила сегодня уроки пропустить?» Дочка смотрит на маму, на меня, потом тихо так отвечает: «Папочка, я была в школе. Правда, голова у меня сильно болела». И жена добавляет: «Вечер уже, Максим. Меньше бы ты сидел за компьютером. Денег у нас и так достаточно». Видите ли, я программист, создал уникальную программу для искусственного интеллектам и удачно её продал. Сначала я решил, что просто свихнулся от работы, но в остальном никаких отклонений у меня не было, и я решил, что произошел сбой в моей личной программе, который больше не повторится, если хорошенько отдохнуть. Неделю я бездельничал, гулял, ходил бассейн, смотрел пустые, но забавные фильмы. Впрочем, это не важно. Важно лишь то, что в один из последующих за этим дней, как назло не по-осеннему яркому и теплому, жена с дочкой исчезли, прямо на моих глазах… и я уже нигде не смог их найти: ни на кухне, ни в ванной, ни в подъезде, ни на улице. Неделю я не спал, как безумный метался по городу в поисках. А потом… я уснул на какой-то скамейке и увидел их».
Максим выпил протянутую ему рюмку, и, потупив глаза в пол, глухо продолжил.
«Они были не на Земле, я это точно знаю. Где? Вот этого не ведаю. Да, это были они, Юля и Настенька, но… как бы сказать… и не они. Окутанные туманом, слабо различимые, лица мертвенно-бледные, глаза закрыты. Я их видел, а они меня… нет. Потом туман сгустился, они исчезли, и я с криком проснулся. На улице клубился туман. Такого ужаса я никогда не испытывал».
Антон Григорьевич кашлянул.
«Э-э… Извините, что перебиваю, Максим. А моя дочь… вы ведь обронили, что тоже её видели».
«Да», — кивнул собеседник. — «Перед тем, как туман начал плотнеть, из него успели вынырнуть два лица, девичье и женское. Девушку я и увидел на фотографии».
Антон Григорьевич обхватил голову руками и затих, сквозь вату в ушах отрешенно впитывая бормотание Максима:
«Мною овладела мысль покончить с собой и оказаться рядом с ними. Сон я посчитал зна́ком. Но как было это сделать? Сильнодействующие препараты я не мог приобрести без рецепта, попытка уйти в мир иной, наглотавшись тех, что свободно предлагаются в аптеках, позорно завершилась, извините, поносом. Прыгать из окна восьмого этажа я не хотел: вот так лежать вдрыбаган перед всеми? Отравиться газом? А если взрыв? Тогда пострадают люди. Вены вскрыть? Чтобы меня нашли в окровавленной ванной? Бр-р-р… Повеситься? Утопиться? Нет уж, увольте: задыхаться и пускать пузыри, это, знаете ли… Наверное, у меня просто не хватало решимости. Так я бесцельно бродил по городу, пока сегодня не наткнулся на автомобиль, в котором находились вы, профессор. Словно некая сила тут же побудила меня броситься под машину, хотя, конечно, это было на редкость глупо: шансов выжить и угодить в психушку было гораздо больше, чем погибнуть… И вот теперь сижу и рассказываю вам весь этот бред».
«Он называет меня профессором, хотя пока никто не удостоил меня этого звания, несмотря на несомненные заслуги…» — покачиваясь, как китайский болванчик, отрешенно думал заслуженный человек. — «Впрочем, мне это даже нравится».
Максим затих и, закрыв глаза, тоже начал водить телом из стороны в сторону, постепенно набирая амплитуду и неприятно мыча. Когда наконец он вывалился из кресла на пол, Антон Григорьевич вздрогнул и вышел из транса. С непоколебимой решимостью фанатика он произнес:
— Зачем пропадать так глупо? У меня есть методика воздействия на мозг, открывающая врата подсознания. Гарантий никаких. Случиться может всё, что угодно. Однако же, есть шанс, что вы окажетесь где-то там, в неведомых человеку мирах, и встретитесь с родными. Согласны?
Максим, потирая ушибленный локоть и не глядя на собеседника, почти шепотом молвил:
— Вот ведь… Умереть хотел, а сейчас боюсь.
Антон Григорьевич вдруг почувствовал, как же он устал от всей этой потусторонней бредятины. Процедил сквозь зубы:
— Ну и чёрт с тобой… Иди петлю вяжи, не задерживаю.
— Постойте, профессор, постойте, — безнадёжно и трогательно зачастил Максим. — Я ведь не отказываюсь. Но ведь это так… странно.
— Да уж, — согласился новоиспеченный профессор. — Куда уж странней. Тут не наукой, тут бесовщиной попахивает. Если не хуже.
— А разве может быть что-нибудь хуже этого? — вскинулся Максим.