Другой

— Может. Неизвестные свойства материи — раз. Непостижимость для нас структуры Вселенной — два. Ну и так далее. Ты готов или нет? — вдруг закричал Антон Григорьевич. — Я ведь тоже человек, я тоже могу послать далеко-далеко все эти материи и структуры вместе с подсознанием, будь оно, проклятое, не ладно, потом сделать себе лоботомию, пускать пузыри и жить припеваючи!

Максим сидел, понурившись. Потом расправил плечи, встретился глазами с горящим взглядом Антона Григорьевича.

— Раз говорите — шанс есть… Делайте со мной, что вздумается.

… Пока Антон Григорьевич опутывал Максима проводами и водружал на его голову шлем, в голове свербила гаденькая мысль: «Ещё ведь одного на заклание посылаю. Кто же я всё-таки такой? Ученый или убийца?»

Стиснув зубы, он подошёл к пульту, лихорадочно стал вводить данные процесса. «Так, нестабильность нейросети увеличиваем, активность мозга, наоборот, уменьшаем. Ох, не нравится мне это всё… У Егора была совсем другая картина, четкая, а этого запросто могу сразу потерять».

Оставалось лишь переключить последний тумблер. И тут тело подопытного, прикованное к креслу, начало мелко трястись. В комнате внезапно стало холодно, изо рта ученого повалил пар.

«Что за…»

— Максим, ты меня слышишь? Как твоё самочувствие?

Тело забилось ещё сильнее, кресло тоже заходило ходуном. Внезапно из-под шлема донеслось утробное:

— Я страж… А ты кто?

Разом взмокший, несмотря на то, что стены в комнате начали покрываться инеем, Антон Григорьевич, не понимая, что делает, судорожно дернул большим пальцем и переключил тумблер. Раздался треск и какой-то булькающий звук, а потом за несколько секунд всё накрыл серый туман, колюче впиваясь в щеки и трясущиеся ладони хозяина лаборатории. Когда туман расселялся, Антон Григорьевич оказался сплошь покрытый дурно пахнущей слизью. Едва держась на ногах, он приблизился к вырванному с корнем из пола креслу… Максим в шлеме лежал рядом на загаженном полу. Он не дышал. В помещении разом стало душно.

Антона Григорьевич вырвало. Потом он снял с себя халат, подошел к экрану, и, зажмурившись, начал неуверенными движениями счищать с него слизь. Делал он это долго, никак не решаясь открыть глаза. Наконец открыл.

По экрану тысячами змеек струилась черно-белёсая рябь.

«Потерял… Убил!»

Силы покинули несчастного ученого, мозг застлала пелена, тело же безвольно осело на обезображенный пол.

Рябь на экране исчезла, уступив место чёрному квадрату.

Рассказ тринадцатый. Сердце ангела

Это было невыносимо, гораздо невыносимее всего, что ему довелось уже испытать раньше. Всё зыбкое естество Тега корёжило и раздирало так, что он был готов притулиться за пазухой хоть у шакала, хоть у чёрной дыры — лишь бы этот ужас закончился. С сухим треском в сознании возникло размытое туманом тело, и Тег вдруг понял, что это его — его! — потерянное тело, но оно тут же растворилось в тумане, не дав хозяину ни исцеления, ни утешения. Перед Тегом светило нечто, имеющее подобие формы (ангел?), светило тускло и отрешенно… безнадежно. «Это… распад души», — пришло осознание (откуда? откуда???), и вдруг он внезапно взорвался неистовой мольбой: «Господи, помоги!»

Откуда это пришло? Не было в его естестве никаких указаний на способность взывать, а стало бы, и подчиняться некоей силе, настолько могущественной, что только она и могла предотвратить неизбежное. Да и не сила это была, потому как Тег и сам ощущал себя силой, а другое, бесконечно другое… Тогда — что?

Впрочем, сейчас ему было не до подобных вопросов, да и задать их было некому: он был один, безнадежно один, и он распадался. Почему, зачем? Какая разница… Энергия существования улетучивалась. Пронеслось в сознании: «Всё, меня нет», — и это должно было стать последней его реакцией на происходящее, как вдруг…

… в пространстве между ним и ангелом возникло явное недоразумение, никак не соответствующее драматизму момента. Это был тёмный шар, светящийся неким отраженным светом, переливающийся внутри искрящимися рубиновыми змейками, пульсирующий в такт неведомому ритму, к тому же внезапно исторгающий из себя черные протуберанцы… в общем, это было форменное безобразие. Ангел, однако, живо отреагировал на появление этого чуда, сам затрепетал, запульсировал и двинулся ему навстречу, а достигнув цели, взорвался мириадами искр, которые осыпали шар радужным дождем. Из дождя вдруг вывалилась тень — кого бы вы думали? — ну, конечно, стража! — на которую тут же набросился притаившийся чистильщик. Пространство вокруг Тега дрогнуло, обнажив фиолетовую воронку, всосавшую в себя радугу; но, перед тем, как воронка исчезла, несколько радужных искр упали на Тега, отчего он пришел в себя. И тут же ….

… стал свидетелем происходившей c чистильщиком трансформации. Былая неясная тень наполнялась смолью, исторгая из себя ошмётки прежней субстанции, но в порыве обуявшей жадности не давала им соединиться, а рвала энергетическими бичами на части, чтобы снова впитать их в себя по отдельности.