Когда я туда приехал и нашел свободное место в зале, тут же рядом со мной сел негр. Кстати, об этом надо будет как-нибудь написать поподробнее – об отсутствии сегрегации. Поначалу я был немного этим огорошен, не в том смысле, что я против отсутствия сегрегации, но когда ты сидишь в общественном месте, ты же обычно не обращаешь внимания на то, кто сидит рядом. Вот едешь ты в трамвае, и рядом с тобой кто-то садится, ты бросаешь на соседа взгляд, а потом забываешь о нем, ну, если он, конечно, не прищемил полу твоего пальто. Но когда рядом со мной в транспорте садится негр, я отвлекаюсь от чтения или от разглядывания прохожих в окне, потому что я не привык находиться рядом с неграми. Так вот когда этот негр сел рядом, я это сразу заметил и уже не мог отвлечься от этого факта. Он был дородный, на вид старше своих лет, в темном костюме. Собрание началось, и я старался на него не смотреть (я вообще стараюсь тут отделаться от привычки таращить глаза, когда рядом со мной оказывается негр). Но на протяжении собрания, когда эти социалисты изо всех сил пыжились произвести впечатление на присутствующих, я заерзал и уже собрался уйти, но мне не хватило смелости. А мой сосед это заметил: наверное, он искоса поглядывал на меня, потому что он нагнулся ко мне и произнес – с британским выговором (позднее он рассказал мне, что его родители родом из Вест-Индии): «Этим ребятам нечего сказать. Может, сходим выпьем по чашке чаю?»
Я повернулся к нему: слегка улыбнувшись, он мне подмигнул.
Мне до сих пор неясно, почему я ушел вместе с ним, почему мне хватило смелости снести то обиженное молчание, которым сопровождался наш уход, думаю, это было сочетание следующих факторов, а именно: 1) что он почувствовал, в точности как и я, абсолютную бессмысленность этого собрания, 2) что он, негр, нагнулся и обратился ко мне так бесцеремонно, так открыто, так дружелюбно или 3) что он оказался довольно (хотя это не совсем уместное слово) экзотическим субъектом с этим своим британским выговором. Но я с ним пошел.
Мы прошли через двор к площади. Мы молча шагали рядом. Я заметил, как он вынул сигарету, вставил ее в мундштук и чиркнул спичкой, прикрыв пламя пухлыми ладонями. Он шел словно в такт некоей музыке, марша, мерно размахивая вытянутыми руками. Мы нашли ресторанчик, он заказал чай, я – кофе.
Когда мы сели за столик, он протянул мне руку:
– Беннет Брэдшоу.
Мы обменялись рукопожатием, и я назвался – это были первые слова, которые я ему сказал.
Он рассмеялся:
– Господи! Южанин! Родственная душа и все же южанин!
Поначалу я немного смутился, но потом даже обрадовался, что он прокомментировал необычность ситуации, и сам засмеялся. Он спросил, откуда именно я с Юга. Я ответил, и этот умник, который в ходе нашей беседы изумлял меня все больше и больше, быстро сделал вывод:
– Вы родственник генерала Дьюи Уилсона, не так ли?
Я уже собрался «исповедаться» в этом грехе, но затем решил устроить ему проверку:
– А почему вы так решили?
– Ну, начнем с того, что вы из его родного штата, и ваша фамилия Уилсон.
– Но после войны многие взяли себе его фамилию. Многие, кто не состоял с ним в родстве.
– Верно, но им было не по карману приехать сюда, нет? Они не унаследовали его интеллект, нет? Кроме того…
– Ваша взяла. Вы меня раскусили. Он был моим прадедом. – Я хмыкнул и покачал головой.
– Позволю себе добавить, что, хотя я и не вполне согласен с идеалами, за которые он сражался, сражался и командовал он блистательно. Но скажите мне, Дэвид… Я же могу вас называть Дэвид, нет? – Он не стал дожидаться моего ответа, но я бы согласился в любом случае. – Почему вы, Дэвид, именно вы пришли на это собрание?
Я поделился с ним своими соображениями о бедных, о поражении Юга и своими надеждами на то, чтобы я мог сделать для изменения ситуации на Юге и еще кое о чем, что я уже изучил. Похоже, ему понравился мой ответ, и, когда я закончил, он начал излагать свою позицию. При этом он курил одну за другой:
– Моему народу тоже нужно нечто новое, нечто живое. По моему мнению, их вожди взяли пример с негров – надсмотрщиков эпохи рабства. Каждый за себя, и все крутится вокруг денег. Я много читал после того, как закончил среднюю школу. (Ему, как я понял, двадцать один год, и он четыре года работал, чтобы накопить денег на колледж, а в настоящее время подрабатывает в химчистке в Бостоне.) Но ничего путного не нашел. Я понадеялся, что смогу найти что-то здесь. Возможно, социализм и коммунизм могут предложить ответ, но только не та пустопорожняя разновидность, которую мы лицезрели с вами сегодня, – новая разновидность, а еще тред-юнионизм и прочее.
Он уже выпил чашек семь чая, а мы продолжали беседовать и обмениваться идеями. Он перечислил множество книг, которые мне следовало прочитать, и мои карманы были набиты исписанными клочками бумаги.
Он родился в Нью-Йорке, в очень большой семье, где он – самый старший.
Завтра мы обедаем вместе в студенческом клубе.