Другой день, другая ночь

Эти слова вряд ли передадут чувство тошноты, которое он испытывает при мысли, что больше не в силах обеспечивать семью. Почти тридцать лет он был добытчиком, в детстве в той же роли он видел своего отца. А теперь он всех подвел.

И все же после этих слов становится легче. Странно, выносить чувство тревоги подчас гораздо тяжелее, чем признаться. Особенно Леоне.

– Совершенно естественная реакция, – говорит она, кивая. – Было бы замечательно, если бы эмоции возвращались симметрично, то есть способности ощущать печаль и радость восстанавливались в одном темпе, но депрессия работает не так. За последние несколько месяцев на вас обрушилось столько негатива, что теперь негатив доминирует. Зависть в вашей ситуации вполне понятна, однако это не значит, что вы не можете одновременно радоваться за Крисси и даже немного гордиться ею.

– Да? – изумляется Майкл.

Ему и в голову не приходило, что можно испытывать несколько эмоций за раз. Удивительно, что он вообще хоть что-то чувствует.

– И не переживайте, что не ощущаете радости прямо сейчас. Все это придет позже. Более того, если вы станете ругать себя за чувство зависти, то возненавидите себя еще больше. Вы впечатлительный – гораздо впечатлительнее меня.

– В последнее время я много плачу, – угрюмо признается он.

Он старается это делать, когда никого нет рядом.

– Ясно. – Леона шутя похлопывает его по локтю. – Вы мягкий человек – я ведь только что это сказала.

Майклу вспоминается Али – он тоже так говорил. Интересно, что сейчас с ним? Я по нему скучаю.

– Каждый найдет тысячи причин ненавидеть самого себя, если будет думать обо всем столько времени, сколько вы. Мы, люди, можем вести себя как полные идиоты, но иногда бываем и ангелами.

Хвост на голове у Леоны так высоко, что им можно смахивать пыль с потолка, думает Майкл и ловит себя на том, что улыбается, представляя, как ничего не подозревающие пауки попадаются в ее шевелюру.

– Вижу, вам смешно, – замечает она, явно довольная.

Будет жестоко сказать, что его забавляет ее прическа.

Поддавшись импульсу, он делает еще одно признание, указывая на прикрытую брезентом кучу:

– Видите вон ту гору хлама?

Леона кивает.

– Я разнес наш садовый сарайчик. – Майкл чувствует, как лицо заливает краска. – Скорее он был не наш, а мой. Об этом мне напомнила Джиллиан.

– Джиллиан? А, психотерапевт из Мореленда… Да, вы говорили.

– Я до сих пор чувствую себя ужасно.

– Почему? Дело сделано.

Потому что эта кучка – все, что осталось от множества полезных вещей, а я разъярился настолько, что Крисси пришлось вызывать полицию. Он объясняет это Леоне.

– Похоже, вам просто стыдно, – кивает Леона.

Майкл припоминает, как на групповых занятиях в Мореленде говорили о чувстве стыда. Он так и не сумел уяснить, что тогда имелось в виду; это слово употребляли там в каком-то странном значении.

– Все мы совершаем плохие поступки. И мать Тереза не всегда была святой. Однако даже если человека порой и заносит, он вовсе не обязательно плохой по своей сути. Наши действия могут быть результатом стресса.

– Наверное, я был слишком заведен.

– Время от времени каждый совершает ошибки – даже медсестры психиатрических клиник.

Интересно, хоть кто-нибудь из персонала Мореленда сожалеет о случившемся с Лилли, думает Майкл.

Глаза Леоны сверкают – она явно еще не закончила. Какая темпераментная, отмечает Майкл. Наверное, поэтому она мне и нравится. А еще потому, что не сюсюкает.

– Скажу вам по секрету, – она понижает голос, – на прошлой неделе меня оштрафовали за превышение скорости.

Майкл прячет улыбку. Кому это интересно, думает он.

– Вообще-то я не одобряю слишком быстрой езды, особенно по городу. Но никак не привыкну к зонам, где действует ограничение до двадцати миль в час. Короче, я торопилась на встречу с пациентом.

Майкл теряет нить.

– Так, значит, это нормально, что я разбил сарай?

– Это не нормально. – Леона качает головой. – Это объяснимо.

– А!

– Гнев – обычная человеческая реакция, часть нашей жизни. Даже животные выходят из себя.

– Например, кошки?

– Точно! – Леона едва сдерживается, чтобы не дать ему пять. – Чужая кошка приходит к вам в сад, ваш питомец шипит и выгибает спину, защищая территорию. Та кошка напугала вашу и заставила ее почувствовать себя уязвимой.

Как адвокатишки, которые третировали меня, думает Майкл.

– Особенно плохо мы себя чувствуем, когда считаем, что наши действия несоразмерны произошедшему.

– Мои уж точно, – бормочет Майкл.

– Это как посмотреть. – Леона пожимает плечами. – Вообще-то я согласна с Джиллиан: важно выражать свои чувства. Если бы вы не выпустили гнев и не разнесли сарай, то могли совершить что-то худшее. Впрочем, вам следовало просто поговорить с другими людьми.

Как всегда, думает Майкл. Врачи хотят, чтобы мы постоянно говорили.