— О, я понял; это очаровательно — просто прелестно! — В этом обстоятельстве не было той таинственности, которой она его поначалу заинтриговала, но ее забавная вера в его значительность, приравнявшая половинку финика к сочной груше, странным образом внушила ему ощущение, что этого обстоятельства вполне достаточно для тайны; вместе с тем в нем крепло убеждение, что суждение миссис Бивер о ее волосах было чистейшей клеветой. — Это самое удивительное совпадение и порождает самую интересную связь. Поэтому, прошу вас, всякий раз, как будете отмечать вашу очередную годовщину, празднуйте заодно чуть-чуть и ее день рождения.
— Как раз об этом я и думала, — сказала Джин. Потом добавила, все еще застенчиво, но уже едва ли не сияя: — Я всегда буду посылать ей что-нибудь в подарок!
— А она будет посылать вам! — Эта идея даже Тони показалась очаровательной, и он тут же совершенно искренне решил, что, по крайней мере, в первые годы возьмет это дело на себя. — Вы ее самый первый друг, — улыбнулся он.
— Неужели? — Джин сочла эту новость замечательной. — Ведь она меня еще даже не видела!
— О, таковы все первые друзья малыша. Можете считать, что вы официально объявлены ее другом, — сказал Тони, желая сделать ей приятное.
Однако она явно не одобряла любое умаление ее исключительности.
— Но я ведь даже не видела ее мать.
— Да, с ней вы не встречались. Но непременно еще познакомитесь. Тем более вы уже видели ее отца.
— Да, ее отца я видела. — Будто желая убедиться в сказанном, Джин посмотрела на Тони — и позволила себе обменяться с ним таким открытым и пристальным взглядом, что мгновение спустя, ощутив себя как бы пойманной в ловушку, резко отвернулась.
В тот же миг Тони царапнула мысль о том, что ему следовало отослать ее домой; но теперь, отчасти из-за близости, установившейся между ними всего за несколько минут, а отчасти от осознания ее крайней молодости, его нежелание говорить с ней об этом пропало.
— Вы знаете, я дал миссис Бивер нечто вроде страшной клятвы. — Затем, когда Джин вновь удивленно посмотрела на него, добавил: — Она сказала, если вы придете, я должен тут же вас прогнать.
Джин уставилась на него с еще большим удивлением.
— Ах, мне не следовало оставаться!
— Вы этого не знали, и я не мог указать вам на дверь.
— Тогда мне следует сейчас же уйти.
— Ни в коем случае. Я бы не стал об этом упоминать, если б был с ней согласен. А упоминаю, напротив, только для того, чтобы задержать вас как можно дольше. Обещаю, я все улажу с кузиной Кейт, — продолжил Тони. — Я ее не боюсь! — засмеялся он. — Вы хорошо на меня влияете — за это я особенно вам благодарен. — Она была очень ранима; несколько секунд у нее был такой вид, будто она засомневалась, не подшучивает ли он над ней. — Я имею в виду, что вы успокоили меня в тот момент, когда мне это действительно было нужно. — Тони произнес эти слова с мягкостью, которая, как он с удовольствием отметил, глядя на ее лицо, сразу произвела должное впечатление: выражение ее лица мгновенно преобразилось. — Я озабочен, я удручен, я метался в тревоге. Ваше присутствие помогло мне сохранить хладнокровие — вы как раз то, что мне нужно. — Он кивнул ей с явной симпатией. — Останьтесь со мной, прошу вас!
Джин не бросилась с ходу выражать сочувствие по поводу его домашних обстоятельств, но жалость, наполнившая ее взор в ответ на этот призыв, свидетельствовала о том, что нежная ее природа тут же взяла свое. Именно безмятежность юности послужила причиной тому, что на душе у него стало спокойней, но теперь, всем сердцем откликаясь на его слова, она будто бы сразу сделалась старше.
— Ах, если бы я могла вам помочь! — робко пробормотала она.