– Подумай хорошенько, Пудель, – сказал я. – Даже если ты все это людям расскажешь, назад того хмыря все равно уже не вернуть. Зато неприятностей у нас обоих будет целая куча – и у нас, и у наших родителей тоже. Ты же знаешь, какие они, эти саннибэнкеры. Они всех, кто в «Сент-Освальдз» учится, просто ненавидят. А у того хмыря наверняка приятели имеются, и они заявят в полиции, что мы с самого начала на него напасть собирались. Уж они-то точно не поверят нашим рассказам о том, как все было на самом деле. Так что даже если полицейские тебя отпустят, то саннибэнкеры рано или поздно до тебя доберутся.
Мои слова заставили его слегка вздрогнуть. Я ободряюще ему улыбнулся и протянул половинку сигареты.
– Послушай, Пудель, самое плохое все равно уже позади, – сказал я. – И теперь тебе нужно просто пойти домой, пообедать, посмотреть телик и постараться вообще забыть о том, что с нами случилось. Сможешь? Ведь сможешь, правда?
Но Пудель мне не ответил. Просто вытер заплаканное лицо тыльной стороной ладони, развернулся и пошел прочь. Я заметил только, что направился он в сторону Белого Города и выглядел при этом как собака, которой только что хвост отрубили. Вот так все в тот день и закончилось. Он ушел и даже не захныкал.
Папа уже вовсю поговаривает о том, чтобы перевести меня в другую школу. Может, он и подождет до конца учебного года, а может, и не подождет. Он как-то странно посматривает на меня, когда думает, что я смотрю телик и ничего не замечаю. И я почти уверен, что мама снова постоянно роется в моих вещах. Она, конечно, никогда не признается. Но я-то сразу замечаю, что она просматривала мои книги и тетради, – она невольно разглаживает уголки, которые я нарочно оставляю загнутыми. Она, наверное, и в мой дневник нос совала, поэтому я и собираюсь спрятать эти вырванные страница там, где их уж точно никто никогда не найдет.
Самое интересное, что мои родители
Но мы-то знаем это, Мышонок. Ведь знаем, правда? Но и мы тоже никогда ничего не скажем. Некоторые вещи лучше хранить в такой глубокой тайне, чтобы даже тростнику о них шепнуть было нельзя. Потому-то я и вырвал из дневника те странички. И
А потом… Кто его знает, что будет потом? Может, я вообще позабуду, где все это закопал. А может, жизнь у меня пойдет на лад и я успешно сдам экзамены, уеду из дома, найду себе работу и даже в один прекрасный день женюсь, заведу детей, кошку или собаку… Иногда я всерьез думаю о таких вещах. И порой мне это даже кажется вполне возможным – нужно только
Прощайте, мистер Кларк. Прощай, глиняный карьер. Прощайте, счастливые воспоминания. Хотя, возможно, я за вами еще вернусь когда-нибудь – когда это станет достаточно безопасно. А пока отложим все детские забавы в сторону. Ты уж присмотри за моей капсулой времени, ладно, Мышонок?
Глава пятая
Январь 1982
Отца я похоронил утром шестого января, в среду. Моя мать тоже присутствовала на похоронах – в сером платье и в двух пальто, надетых одно на другое. Она доверительно сообщила мне, что в «Медоубэнк» завелся вор и постоянно крадет ее одежду.