Другой класс

Кроме того, мне не давал покоя тот факт, что Уинтер покинул «Сент-Освальдз» столь внезапно. Почему он это сделал? Уволить его, конечно же, не могли. Мало того, он, безусловно, получил определенные преимущества, когда выдал меня этой Бакфаст. Но что, если я ошибаюсь? Что, если его все же уволили, потому что он помогал мне совершить кражу досок? С другой стороны, кто еще мог знать об этой краже? Вот ведь загадка! И поскольку я никак не мог эту загадку разгадать, то пошел не домой, как собирался, и не в «Школяра», а направился на поиски дома Уинтера.

Я пересек парк Молбри, вышел из него с восточной стороны, где начиналась Миллионерская улица, и углубился в лабиринт извилистых улочек на границе Деревни и Белого Города. Дом Уинтера вроде бы находился на одной из тех улиц, что примыкают к району Эбби-роуд, хотя точного номера дома я не помнил.

Зато машину Уинтера я знал хорошо, и через некоторое время мне удалось отыскать его маленький синий «Пежо». Возле него возвышался скромный домик со стенами из так называемого «дикого камня», представляющего собой смесь бетона с крупной галькой. Перед домом была квадратная лужайка, окаймленная аккуратно подстриженной зеленой изгородью. В одном из окон наверху горел свет – наверное, там комната Уинтера, подумал я. Внизу шторы на окнах были раздвинуты, и на широком подоконнике я увидел целую армию фарфоровых безделушек – по-моему, это были собачки. Меня это несколько удивило: я и представить себе не мог, что такому человеку, как Уинтер, могут нравиться фарфоровые собачки. Наверное, подумал я, фигурки принадлежали его матери и у него просто не хватило мужества выбросить их или кому-то отдать. Я вспомнил, как однажды, говоря об умершей матери, он обронил такие слова: «Всегда кажется, что они будут жить вечно». Признаюсь, я тогда был немного тронут подобным признанием: я ведь тоже испытывал нечто подобное по отношению к своим родителям.

Я поднялся на крыльцо и позвонил. Звонок негромко прозвенел где-то внутри дома, и вскоре послышалось цоканье высоких каблуков, а я запоздало подумал – пожалуй, чересчур запоздало, – что явился, по всей видимости, совсем некстати. Этот свет в спальне наверху, это цоканье женских каблучков…

Честно говоря, я даже немного запаниковал. Мне как-то в голову не пришло, что у Уинтера может быть подружка, и теперь мысль о том, что придется объяснять цель своего визита незнакомой женщине в неглиже (мысленно я тут же представил себе миссис Наттер в шелковом кафтане с психоделическим принтом), наполнила мою душу смятением. Поспешно отскочив от двери и не забыв закрыть за собой калитку, я спрятался за зеленой изгородью и постарался отбежать как можно дальше от дома. Подобными штуками мы с Эриком постоянно развлекались в детстве, и я почувствовал, что на моей физиономии расплылась совершенно неуместная улыбка. Дверь распахнулась, и в полосе падавшего изнутри света я сквозь густую изгородь сумел разглядеть невысокую стройную, но какую-то жилистую женщину примерно моих лет с явно крашеными черными волосами. Она была в розовом домашнем платье и в мягких шлепанцах с довольно высокими каблучками и пышными бомбошками; собственно, возраст ее выдавали только руки с искривленными пальцами и опухшими суставами…

Сперва я даже решил, что вообще постучался не в тот дом. Но потом женщина заговорила – и я сразу узнал этот голос, звучавший довольно резко.

– Кто здесь?

Это была Глория. Я сразу это понял, даже глядя сквозь густые ветви изгороди, – что-то очень знакомое было в ее повадке, в том, как она вглядывалась в ночную тьму, исполненная сомнений и подозрений. Я мог бы, наверное, откликнуться – возможно, мне даже следовало это сделать. Но ведь Уинтер сказал мне, что его мать давно умерла! И все же она стояла передо мной вполне живая и даже не особенно изменившаяся (я ведь уже говорил, что Глория Уинтер когда-то была настоящей красоткой), и невозможно было ошибиться, услышав этот ее голос, увидев эти яркие глаза, которые, казалось, пронзали тьму своим горящим взглядом…

Она еще немного постояла на крыльце. Я, сидя за изгородью, замер и почти не дышал. Обычная ошибка новичка – потеряв самообладание или терпение, выскочить из укрытия; но я-то чувствовал себя просто ветераном в подобных играх и оставался абсолютно недвижим, хотя у меня уже ныла спина, а правую ногу сводила судорога. Щедрая зелень изгороди отлично меня скрывала, и я очень надеялся, что какая-нибудь машина не вздумает подъехать сзади и коварно высветить меня фарами…

И тут из глубины дома донесся голос Уинтера:

– Ма? Кто там?