Читаем Другой класс полностью

– Конкурентоспособной? Мы с кем-то соревнуемся? Мы, собственно, кто? Команда по лакроссу?[69]

Бакфаст приподняла безупречную бровь.

– Школа «Короля Генриха», например, в этом году вышла на девятое место в списке Лиги Независимых Школ[70].

– Ах, вы об этом… – Я крайне редко обращаю внимание на списки школ, составленные Лигой; да, собственно, после прошлогодних событий и надеяться было нечего, что «Сент-Освальдз» сможет занять в этом списке одну из верхних строчек. Ну а представители «Короля Генриха» – нашего основного соперника – смотрят на нас сверху вниз еще со времен окончания Столетней войны[71]. Лет десять-пятнадцать назад им тоже пришлось пережить некое переустройство, так что теперь у них есть и смешанные классы, и новый театр, и плавательный бассейн олимпийских размеров, а также нечто, именуемое «академическим статусом»[72]. А еще у них имеется некая постоянно действующая посредническая команда, продающая их услуги всему свету. Тамошних преподавателей мы прозвали Генриеттами. Во всяком случае, среди них нет ни одного Твидового Пиджака.

– Однако, – сказал я, – как бы мы ни заботились о конкурентоспособности, как бы ни мечтали победить в соревновании с другими школами, я все же уверен, что определенные вещи безусловно достойны того, чтобы их сохранили. Как известно, Августу[73] достался город, построенный из кирпича, а он после себя оставил город, построенный из мрамора. И обратное попросту недопустимо.

Как это ни печально, но, похоже, большинство наших преподавателей моего мнения не разделяет. Например, доктор Дивайн, который с прошлого года является у нас официальным представителем Министерства здравоохранения и социального обеспечения, неоднократно жаловался на отвратительное состояние школьного здания и теперь явно видит в Бакфаст потенциального союзника. Мало того, я подозреваю, что эта особа, у которой хорошенькая мордашка сочетается с блестящей работоспособностью, слегка вскружила Дивайну голову. Мне он, во всяком случае, не выказал ни малейшего сочувствия и поддержки, да и вид у него был весьма самодовольный. Он всегда считал, что намного меня моложе – всего-то на пять лет! – хотя работать в «Сент-Освальдз» мы начали почти одновременно. Дивайн вообще любит производить впечатление человека, обладающего поистине юношеской гибкостью ума по сравнению, например, со мной, якобы безвозвратно застрявшим на том уровне мышления, который все давно уже признали устарелым.

– Вы должны понять: грядут большие перемены, – заявил он мне сегодня в учительской, – и те, кто отказывается меняться вместе с эпохой, неизбежно будут отброшены на обочину прогресса.

– Звучит весьма поэтично, Дивайн, – сказал я, наливая себе чаю. – В следующий раз они непременно попросят именно вас написать для них очередной лозунг. Как там у них сказано? «Прогресс через традицию» или наоборот?

Дивайн несколько раз судорожно фыркнул, подергивая носом, и сказал:

– Я так и знал, что вы эту историю с досками почета воспримете особенно болезненно. Но, согласитесь, ведь мы действительно застряли в прошлом, тогда как страница уже перевернута. И я, например, отнюдь не готов возиться с грудами какого-то старого хлама.

Ничего себе заявленьице! Старый Дивайн пришел в такое возбуждение, что кончик носа у него стал ярко-розовым. И мне вдруг стало его почти жаль – в свои шестьдесят он, безусловно, слишком стар для должности второго директора, однако со свойственной ему самонадеянностью даже не задумывается об этом. Он понимает, что работа антикризисной команды – явление временное. Как только Харрингтон окончательно утвердится на троне, его помощники будут отосланы. И после их ухода у Дивайна, как он надеется, может все же появиться шанс занять один из руководящих постов – тот самый шанс, который столько раз ускользал от него подобно золотому лучу на конце мимолетной радуги, жестоко обманывающему каждого, кто вздумает его поймать.

– Если вы думаете, что новый директор даст вам возможность хотя бы принюхаться к более высокой должности, – сказал я, – то вы глубоко заблуждаетесь, как, впрочем, и Боб Стрейндж. Харрингтон будет подыскивать себе кого-нибудь помоложе; кого-нибудь такого, кого он с легкостью вырвал бы из наших рядов и быстренько наставил на путь истинный с помощью различных курсов повышения квалификации и IT. Кого-нибудь вроде вашего нового сотрудника – как там его фамилия?

– Маркович, – подсказал Дивайн.

Эта тема для Дивайна весьма болезненна, поскольку он сам же и взял Марковича на работу. И теперь тот оказался в глазах начальства настолько хорошо рекомендован, что имеет наглость в школе вообще не появляться. Зато Дивайн получил полную возможность постоянно замещать его на уроках.

Перейти на страницу:

Все книги серии Молбри

Узкая дверь
Узкая дверь

Джоанн Харрис возвращает нас в мир Сент-Освальдз и рассказывает историю Ребекки Прайс, первой женщины, ставшей директором школы. Она полна решимости свергнуть старый режим, и теперь к обучению допускаются не только мальчики, но и девочки. Но все планы рушатся, когда на территории школы во время строительных работ обнаруживаются человеческие останки. Профессор Рой Стрейтли намерен во всем разобраться, но Ребекка день за днем защищает тайны, оставленные в прошлом.Этот роман – путешествие по темным уголкам человеческого разума, где память, правда и факты тают, как миражи. Стрейтли и Ребекка отчаянно хотят скрыть часть своей жизни, но прошлое контролирует то, что мы делаем, формирует нас такими, какие мы есть в настоящем, и ничто не остается тайным.

Джоанн Харрис

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Доктор Гарин
Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого. Несмотря на привычную иронию и пародийные отсылки к русскому прозаическому канону, "Доктора Гарина" отличает ощутимо новый уровень тревоги: гулаг болотных чернышей, побочного продукта советского эксперимента, оказывается пострашнее атомной бомбы. Ещё одно радикальное обновление – пронзительный лиризм. На обломках разрушенной вселенной старомодный доктор встретит, потеряет и вновь обретёт свою единственную любовь, чтобы лечить её до конца своих дней.

Владимир Георгиевич Сорокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза