Другой класс

На французской кафедре у нас даже два новых преподавателя, но, я полагаю, лишь время покажет, на что они способны. Мисс Смайли, тоненькая блондинка, явно преподавала только в младших классах, и теперь это, конечно же, сказывается на ее манере вести себя в классе – я даже через стену слышу, как она блеет и сюсюкает. Зато у мисс Мэлоун голос напоминает береговую сирену; она, безусловно, лучше оснащена для того, чтобы оказывать должное сопротивление бунтарскому духу, который неизменно овладевает учениками в пятницу после полудня; впрочем, я уже начинаю подозревать, что шума в ней куда больше, чем сути. Во всяком случае, пронзительный голос этой «береговой сирены» сегодня весь день раздавался в Верхнем коридоре, и под конец занятий она, по-моему, настолько устала, что ей прямо-таки не терпелось поскорее убраться из школы. Дело в том, что мальчики-подростки, в целом ученики достаточно разумные, обладают бурной, свойственной этому возрасту энергией, которая буквально бьет через край. А их система ценностей – уж какая есть, – которая по капле складывалась у различных поколений учеников в течение многих лет их противостояния школьной администрации, предполагает, что они скорее поставят под вопрос авторитет того или иного преподавателя, чем сразу же ему подчинятся и покорно наденут предложенное ярмо. Между прочим, именно поэтому выпускники «Сент-Освальдз» и достигают впоследствии столь разнообразных и впечатляющих успехов; но таким «училкам», как эта «береговая сирена», наши мальчишки сразу же бросают вызов. И я, став невольным свидетелем сегодняшнего представления, сильно подозреваю, что мой 4S нашел себе новую игрушку.

Что же касается Джонни Харрингтона…

Мне он и мальчиком-то никогда не нравился, а уж теперь, взрослым, и подавно не нравится. Но я и представить себе не мог, что даже столь неприятный тип, как он, способен проявить такое бессердечие и черствость, чтобы отказать в исполнении предсмертного желания Гарри Кларка, который просил всего лишь о том, чтобы ему позволили упокоиться с миром в том месте, которое он любил больше всего на свете…

Наш капеллан, правда, сразу предупредил меня, что лучше забыть об этой просьбе и «не ворошить прошлое», а если я все же стану «растравлять старые раны», то лишь нанесу этим вред нашей школе. Я это, разумеется, понимал. Как понимал и то, что капеллан по-своему прав. Однако принять его совет я все же не мог. Не мог я допустить, чтобы Харрингтон вновь одержал победу. И потом, Гарри, безусловно, заслуживал лучшего отношения. Так что под конец школьного дня я все-таки отправился к директору.

Но дверь его кабинета была заперта, хотя он клятвенно обещал, что для нас она всегда будет «распахнута настежь». Секретарша Даниэль, являвшая собой первую линию обороны от внешнего мира, сочувственно на меня посмотрела и сказала, заглянув в ежедневник:

– У него там доктор Маркович. Может быть, вы согласитесь вместо директора переговорить с доктором Блейкли? Он по четвергам после занятий всегда свободен.

Я вполне убедительно дал ей понять, что иметь дело с Вещью № 1 у меня ни малейшего желания нет.

– В таком случае директор наверняка сможет вас принять в пятницу во время обеденного перерыва, – сказала Даниэль. – Если, конечно, у вас не столь срочное дело…

– Очень срочное!

В итоге мы договорились, что директор, наверное, сможет принять меня завтра утром.

– Только он очень рано приходит, – сказала Даниэль. – И если бы вы смогли оказаться здесь примерно в четверть восьмого…

– В четверть восьмого? Он что же, и спит тут?

Даниэль одарила меня улыбкой, которую обычно приберегает для учеников, опоздавших на свой автобус, или потерявших деньги на обед, или ободравших коленки на спортивной площадке.

– Я знаю одно: он удивительный! – с мечтательным видом сказала она.

Великие боги! Неужели и ты тоже? Но я предпочел воздержаться от комментариев, по опыту зная, что спорить с секретаршами директора столь же неполезно, сколь и опасно. Я распрощался с Даниэль и отправился в комнату отдыха, дабы успокоить нервы чашечкой чая.

Там я обнаружил Эрика, который сидел за одним из агрегатов, недавно приобретенных директором, и с мрачным видом пытался открыть свою электронную почту.

– Чертов Харрингтон! – сказал я, наливая в кружку чай. – Интересно, кем он себя воображает? Моя дверь для вас всегда открыта! Она открыта только для тех, кто явился с жалобой на какого-нибудь несчастного зубрилу, но когда речь идет о последнем желании умирающего…

Эрик оторвался от экрана и посмотрел на меня.

– Значит, ты уже знаешь о старине Гарри?

– Да. И если Харрингтон не…

Эрик прижал к губам палец и прошептал:

– Пожалуйста, Стрейтли, не так громко.

– Что? Неужели и ты переметнулся на его сторону?

Эрик с несчастным видом пробормотал:

– Послушай, Стрейтли, дело совсем не в этом… Мне просто кажется, что наш капеллан, возможно, прав. Что хорошего, если мы все это снова вытащим наружу? Тем более после стольких-то лет.