Другой Ленин

Я справедлив к блинам. Я не травлю блины.
Блин только снедь — не больше, чем сосиски.
Но есть разряд людей, что влюблены в блины,
Блином захвачены, блином ослеплены.
А почему — мы разберем «марксистски».
…
Осетрина. Лососина. Золотые балыки.
Белотелые, румяные, ажурные блины.
Изумрудами в графинах загорелись травники.
Чувства, взоры, разговоры на блины устремлены.
В масле — губы. В семге — зубы. Шевелятся кадыки.
Под салфеткою расстегнут отягчающий жилет.
Рюмка-вилка, вилка-рюмка — не выходят из руки.
Блин. Зубровка. — Блин. Листовка. — Блин. Опорто. — Блин. Кларет.
Все забыто у корыта в упоении жратвы.
Ест со смаком. Тусклым лаком покрываются глаза.
Слезы «братьев»? Мозг свинячий этой жирной головы
Может тронуть только сыра аппетитная слеза.
Мысли (скисли!) тихо бродят над кусочком осетра,
Над икоркой и над коркой сладострастных кулебяк…
…
Я не травлю блины. Преступно ль блин испечь?
Я подхожу к анализу марксистски:
Где БЫТИЕ одно: нажраться, выпить, лечь,
Где о жратве идет с утра до ночи речь,
Там и сознание направлено по-свински.

Общественные настроения и вправду удалось изменить: теперь лакомиться изысканными деликатесами было хоть и по-прежнему приятно, но совсем непочетно, даже неловко. Вдвойне стыдно ставить на стол «религиозные» блюда вроде творожной пасхи, куличей или рождественского гуся. Роскошь была сброшена с «кулинарного престола» — на целых два десятка лет.

Триумфальное возвращение большинства «белогвардейских блюд» произошло только в конце 30-х годов, вместе со знаменитой «Книгой о вкусной и здоровой пище».

«Вы к вину не привыкли, а грузинам будет обидно». На карикатуре ноября 1917 года пышно разодетая дамочка жалуется: «Уж если мой большевик меня прокормить не может — значит, в России действительно съестных припасов достать негде. Уж он бы добыл, потому что на все способен!»

Один из белогвардейских плакатов изображал советских граждан (как их представляли по ту сторону фронта) — иссохшие от голода скелеты толпятся у хлебной лавки, на которой красуется табличка: «Хлеба нет». На том же плакате изображен и Ленин. Он пирует за роскошно накрытым столом, уставленным разнообразными винами, блюдами с осетриной, курами, окороками… С бокалом в руке Владимир Ильич провозглашает тост: «Пью за тех, кого мы освободили от насилия и голода, кому дали возможность увидеть коммунистический рай».

Как же обстояло дело с винопитием в Кремле в действительности? Вино в Кремле было, хотя и поднимался вопрос о его запрете. Любопытный эпизод описал Лев Троцкий:

«В 1919 году я случайно узнал, что на складе у Енукидзе имеется вино, и предложил запретить.

— Слишком будет строго, — шутя сказал Ленин.

Я пробовал настаивать:

— Доползет слух до фронта, что в Кремле пируют, — опасаюсь дурных последствий.

Третьим при беседе был Сталин.

— Как же мы, кавказцы, — запротестовал он, — можем без вина?

— Вот видите, — подхватил Ленин, — вы к вину не привыкли, а грузинам будет обидно.

— Ничего не поделаешь, — отвечал я, — раз у вас нравы достигли здесь такой степени размягчения…»

«Думаю, — заключал Троцкий свой рассказ, — что этот маленький диалог в шутливых тонах характеризует все-таки тогдашние нравы: бутылка вина считалась роскошью».

Видимо, этот разговор не забылся и самому Ленину. В 1921 году, когда Сталину предстояла операция, Владимир Ильич направил записку его лечащему врачу: «Очень прошу послать Сталину 4 бутылки лучшего портвейна. Сталина надо подкрепить перед операцией»…

Ленин иногда выпивал немного вина на охоте. Его шофер Степан Гиль вспоминал такой случай: «У одного из нас оказалось немного вина. Владимир Ильич первый предложил:

— Надо подкрепить силы. Выпейте-ка, товарищи!

Некоторые стеснялись пить. Ильич это заметил:

— Если пьете, нечего стесняться. Пожалуй, и я с вами выпью за компанию…».