Вокруг головы юноши был пузырь воздуха, всё остальное тело было полностью погружено в жидкость. Оно слегка двигалось, но не плавая, а словно паря в невесомости. Его член, который здесь, в Театре, по традиции называли «узлом Приапа», был похож на мертвую змею. Торс, покрытый цветными татуировками, был мощным, мускулистым, но абсолютно расслабленным. Глаза юноши были полуоткрыты, но вместо зрачков из-под век выглядывали белки глаз, что делало его похожим на мертвеца.
Анни прижалась щекой к стеклу. Оно было прохладным и слегка влажным. Она закрыла глаза и попыталась представить, что чувствует сейчас этот юноша. Сначала не получилось, а потом… потом она вдруг разрыдалась. Перед ней больше не было юноши в кабинке, наполненной жидкостью – в чистом поле у дороги стояла виселица, а на ней в петле болталось безжизненное тело. Холщовые штаны с пятном в промежности, опущенная на грудь голова, страшный, вывалившийся из рта язык. Ещё секунда – и она почувствовала то, как это происходило: рывок веревки, хруст в шейных позвонках, удушье, мир, наполненный красным…
…Пьер стоял прямо над ней, возвышаясь, как исполин. Его добродушное лицо излучало озабоченность.
– Тебе плохо? Давай, давай, поднимемся!
Он приподнял её и аккуратно посадил в кресло. Отошёл на минуту и вернулся со стаканом какого-то прохладного напитка. С трудом вложил в её трясущиеся руки. Её плечи ходили ходуном, пальцы не слушались, и стакан едва не выскользнул, но Пьер мягко, но настойчиво поднес к её рту руку со стаканом. Она глотнула и стало чуть легче.
– Что случилось? Что с тобой произошло? – спросил он.
Она сделала еще глоток и сумела поднять голову, но на его вопросы так и не ответила. Лишь замотала головой.
Он посмотрел на неё внимательно.
– Позвать врача?
Она вновь замотала головой. Потом сказала тихонько, хриплым шепотом:
– Можно мне на улицу?
Аккуратно поддерживая за локоть, Пьер вывел её в сад. Там, среди зелени, стояла беседка, возле которой бил небольшой фонтан, в котором купался воробей. Анни присела на скамейку и уставилась на птицу так, будто видела такую сцену впервые. Попросила:
– Можно я здесь посижу немного?
– Конечно. Только я побуду рядом, хорошо?
Ответный кивок.
Они долго молчали, потом Пьер вновь спросил:
– Что с тобой случилось, девочка?
– Я умерла… Вместе с ним. – Она показала подбородком в сторону помещения, где располагались кабины Театра.
– Он видит то, что моделирует его воображение на основе сценария. Это вымысел, девочка, это не взаправду. Это Театр Чувств, понимаешь? В нём каждый может увидеть и почувствовать всё, что угодно.
– Даже смерть?
– Даже смерть.
– А зачем… Зачем это нужно?
Пьер немного помедлил с ответом. Потом сказал:
– Многие выбирают самые сильные чувства: любовь, ненависть, смерть. Здесь это… безопасно.
Анни вскинула на Пьера покрасневшие, но сверкающие глаза, провела рукой по бритой голове и отчетливо произнесла:
– У меня всё будет по-настоящему. Никакого театра!
Встала, чуть пошатнувшись, и зашагала прочь. Пьер потянулся было к телефону на поясе, но передумал. Просто стал смотреть, как удаляется её худенькая фигурка. Потом поднялся и зачем-то сказал вслух:
– Пусть у тебя всё будет по-настоящему, девочка. Пусть.
Конец рабочего дня
Пастух готовит на огне немудрёный ужин. Садовник моет руки. Механизатор в сердцах пинает колесо своего трактора. Рабочий идет к пивному ларьку с друзьями. Менеджер нажимает пуск -> выключение на рабочем столе компьютера. Балерина перевязывает больную ногу. Палач кормит аквариумных рыбок. Писатель, глотая анальгин, ползет к кровати. Президент, нервно потирая виски, вновь пытается стать мужем и отцом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Бог разочарованно сминает в бесформенный ком неудавшуюся вселенную.
Конец рабочего дня.
Исключений не бывает
Астронавигатор Мишель, огненно-рыжий, совсем молодой, почти мальчишка, шутил себе, скаля сахарные, мелкие зубки:
– Представляете, кэп, какой-нибудь ихний там Коперник, сейчас поджаривается на костре, с пеной у рта доказывая, что их планета – круглая. А на самом-то деле…
Настроение у меня было совсем не такое радостное, как у него. Я отбрил:
– Коперника на костре не жгли. Он отрёкся от своих идей, и его оставили в покое. А от вас, Мишель, я жду совсем не хохмачества, а объяснения феномена, который мы наблюдаем.
Мишель, однако, был совсем не тем человеком, которого легко смутить. Да и уверен был, подлец, в моей лояльности к нему. Знал – поворчу и всё на том. Но продолжил уже более серьёзным тоном:
– Мы наблюдаем планету, внешний вид которой противоречит законам физики. Это не шар и не искаженное шаровидное тело – это почти идеальная плоская поверхность прямоугольной формы, с толщиной всего пару сотен километров. Мне непонятно даже, почему эта поверхность не раскалывается на куски…