Другой мир за углом (сборник)

Кабина была грязной. Там воняло железом, мазутом и давно не мытым мужским телом, а непосредственно от водилы пёрло перегаром. Но в тот момент это было самое лучшее место в этом мире, потому что там было тепло!.. До того момента, пока мотор этого могучего повелителя дорог, пофыркав, не заглох…

…Какое-то время мне казалось, что водила справится с ситуацией, и мотор вот-вот снова заурчит. Но вместо этого я видел только раскрасневшееся от мороза и матюгов лицо водилы, которое появлялось в кабине только затем, чтобы взять какой-то новый инструмент и снова исчезнуть, оставляя за собой клубы морозного воздуха. Кабина постепенно выстужалась, и пальцы моих ног, обутые в городские ботиночки, вновь стали замерзать.

Наконец водила залез в кабину не за инструментом, а чтобы позвать меня:

– Вылезай, пацанёнок! Окочуришься тут!

Не чуя своих ступней, я вылез из кабины и только тут почувствовал, что такое настоящий холод: уже было темно и температура, судя по всему, вновь упала. К тому же дул такой ветер, что от него слезы, невольно выступавшие из глаз, казалось, тут же превращаются в льдинки.

«Зачем он меня позвал?».

Думать, впрочем, уже не хотелось: хотелось упасть прямо тут и замерзнуть к чертям собачьим. Главное, чтобы быстро!

Впрочем, буквально через секунду я уже понял, зачем он меня позвал: неподалёку от лесовоза, прямо на дороге, изрыгая клубы вонючего дыма, горело колесо.

– Грейся! – проорал мне он и скрылся из виду.

Я подошел к горящему колесу как можно ближе и едва не задохнулся от ни с чем не сравнимого запаха горелой резины. Покрутился вокруг него, стараясь встать с наветренной стороны, стянул с рук не гнущиеся от мороза кожаные перчатки и вытянул к огню покрасневшие пальцы. Греться получалось не очень: вблизи огонь жёг, а чуть подальше холод уже пробирал до костей. А ноги в ботиночках по-прежнему ничего не чувствовали.

Водила вернулся с охапкой хвороста, половину которой кинул на дорогу, а вторую – поверх горящего колеса. Критически осмотрел мою одежонку и, ругнувшись, пошел к машине. Долго в ней копался и принес для меня тот же наряд, в который был одет сам: полушубок, унты, шапку-ушанку и меховые варежки.

Господи, разве есть что-то на свете лучше, чем унты, полушубок и настоящая зимняя шапка? Поверьте – нет!

Куртку я скинул сразу. Меня обожгло холодом, но полушубок тут же окутал меня ароматом овчины. С ботинками было хуже: я с огромным трудом расстегнул замок и вынул оттуда в носке… что-то чужое.

– Ну-ка сымай носок! – услышал я команду.

Послушно стянув носок, я увидел синюшное подобие своей ноги.

Водила осмотрел её критически, и сказал:

– Нормально, не успел сильно отморозить. Снегом разотри и надевай унты!

Я послушался. И почти сразу почувствовал, что спасён. Я даже сумел наконец оценить прелесть развернувшейся передо мной картины: большой костёр освещал кусочек бескрайней тайги, а прямо над нами рассыпалось звёздами потрясающей красоты небо…

Но помечтать мне было не дано. Водила, видимо вконец измученный, тяжело опустился на очередную вязанку хвороста и вытянул руки к костру. Спросил:

– Отошёл?

– Да вроде как.

– На вот, – он протянул мне топор, – тащи веток побольше. Если придется здесь ночевать, я бы не хотел все колеса пожечь.

Я послушно взял топор и поплёлся в сторону темневших деревьев. Унты и полушубок были мне велики, шапка тоже наползала на глаза, но всё же я не чувствовал такого лютого холода, как раньше. Даже лицо как-то приспособилось к температуре, хотя дышать все-таки приходилось через плотно сжатые губы, чтобы не замерзал нос.

Ходьба меня немного взбодрила, но отойдя от костра, я тут же перестал что-либо различать: тьма навалилась на меня как большое животное. Тропинку, которую должен был уже натоптать водила, я не нашел, и пришлось вслепую лезть в сугробы. Несмотря на то, что унты были высокими, я быстро начерпал в них снега, провалившись по пояс, и дальше уже скорее плыл, чем шёл. А добравшись до ближайшего дерева, никаких веток не обнаружил: только ствол. Пришлось идти дальше. К этому времени я, правда, начал кое-что различать в темноте, которая на самом деле оказалась скорее полутьмой, и вскоре увидел впереди сугроб, из-под которого торчали целые заросли веток. Начав их разгребать, я понял, что это ствол упавшего дерева, и очень обрадовался: веток было много. Топор, звеня, отскакивал от них, но все же они в конце концов отрубались.