Другой мир за углом (сборник)

Нарубив целую кучу, я остановился передохнуть и в этот момент увидел то, что меня просто потрясло: из темноты на меня смотрели два жёлтых глаза. Я забыл про холод, я забыл про всё – даже про топор, который держал в руках – такой глубинный ужас охватил всё моё существо. Мне хотелось бежать со всех ног к костру, хотелось кричать, но всё тело будто парализовало: я просто стоял с топором в руках и неотрывно смотрел в эти два поблёскивающих глаза, а они смотрели на меня. Сколько это продолжалось? Не знаю. Скорее всего – несколько секунд, но мне казалось, что это было очень долго. Наконец глаза исчезли, и я увидел серый силуэт, а затем услышал леденящий душу вой. И только тогда понял: волки!

Обхватив двумя руками топорище, я начал пятиться назад, к дороге, уже позабыв про хворост. И пятился так до тех пор, пока не упал на спину. Упал, как будто угодил в ловушку: ни подняться не мог, ни заставить себя выпустить из рук топор. Ощущение полной беспомощности!

Наконец, извернувшись, я поднялся, опираясь на топор и отплевываясь от снега, залепившего всё лицо. Увидел костер, горевший вдалеке, и, уже не разбирая дороги, побежал туда – если можно назвать словом «побежал» передвижение по пояс в снегу.

К дороге я выбрался совершенно обессиленным, а доковыляв до костра, рухнул, хватая ртом морозный воздух, перемешанный с запахом резины.

По-моему я рыдал. Не помню. Наконец до меня дошло, что водила, о чём-то меня спрашивая, пытается вырвать из моих рук топор. Бесполезно: я вцепился в него такой мертвой хваткой, что ему пришлось силой разгибать мои пальцы.

– В-волки. Там! – сумел я выговорить, заикаясь.

Водила усмехнулся:

– От тебя так воняет резиной, что они сейчас уже за пять километров отсюда!

Но видимо его всё-таки впечатлили мои слова – он вновь сходил в кабину и вернулся с ружьем, перекинутым через плечо. Хмыкнул и, взяв в руку топор, направился туда, откуда я прибежал.

Его не было долго. Я клацал зубами: то ли от холода, то ли от страха. Мне казалось, что он не вернётся.

Он вернулся. Молча кинул у костра большую охапку хвороста и присел на неё. Сказал, чуть помедлив:

– Следов не нашёл. Может тебе померещилось?

– Н-нет, – ответил я. – Они выли!

– Ну, значит волки. Вряд ли сюда придут. Не ссы, малец. Нам важнее не замёрзнуть.

Ужас вновь подступил прямо к горлу: я подумал – сейчас он попросит меня ещё раз сходить за хворостом, и тогда я вновь расплачусь. Я буду на коленях ползать перед ним, но не пойду больше в этот лес!

От унижения меня спас какой-то новый шум.

– Машина идёт, – сказал водила спокойно.

Я избегал смотреть ему в лицо.

Подъехал другой лесовоз – как две капли воды похожий на наш. Остановился. Водилы обменялись короткими репликами на водительском матерном, а после мой водила подошел и, хлопнув меня по плечу, сказал:

– Залезай в кабину. Сейчас поедем.

Я вновь почувствовал знакомый уже аромат тепла, смешанного с мазутом и металлом. Затаился в уголке.

Водилы снова матерились, потом долго цепляли трос, а я выпал из пространства и времени: мне хотелось как можно дольше находиться в этом теплом уголке вселенной.

Потом мы поехали. Стало так тепло, что я расстегнул полушубок. Рука моя наткнулась на нож, и мне стало так стыдно, что по щекам снова покатились слёзы. Ещё вчера я считал себя героем, а парнишку, который боялся идти на поезд, трусом. А ведь он охотник и никогда бы, наверное, не испугался встречи с волком!

Доехали мы удивительно быстро. В кабину заглянул мой водила, кинул мне мою сумку и вещи.

Сказал:

– Ночевать здесь придется. В интернате.

Я был согласен на всё и покорно поплёлся за ним.

Интернат оказался серым, занесённым снегом двухэтажным зданием. Судя по всему, здесь все уже спали, но дверь открыли без вопросов. Какая-то женщина с широким добродушным лицом, взглянув на меня, сказала:

– Положу тебя в изолятор. Счас другого места уже не найду.

Изолятор так изолятор. Мне было уже совершенно всё равно, где лечь, укрыться своим стыдом, и забыться сном. Завтра, глядишь, уже и полегчает.

Водила глянул на меня:

– Ну бывай, пацанчик. Я к другану ночевать пойду.

Меня с новой силой окутал стыд: в мужскую компанию ссыкуна не принимают – лучше сдать его на ночь к деткам в интернат. Сжав крепче зубы, я протянул ему руку. И тут же испугался: а вдруг не пожмёт?

Пожал. Даже по плечу похлопал.

Сказал:

– Ничо было приключеньице, да?

И засмеялся. Но как-то так по-доброму, что у меня отлегло на душе. И захотелось сделать что-то хорошее для этого человека.

Я снял с пояса свой позорный нож и протянул ему ручкой вперед.

– Возьми… Возьмите в подарок.

Тот взял клинок в руки и внимательно рассмотрел.

– Серьёзный ножичек. Откуда?

– Самоделка. Друг подари… То есть друг для меня сделал. Возьмите, пожалуйста.

Тот вновь улыбнулся, и я понял, что он сейчас ответит отказом.

– Ну, пожалуйста!

Взгляд его наткнулся на мой, и он видимо передумал отказываться. Аккуратно опустил нож в карман и спросил:

– Звать-то как тебя?

– С-саша.

– Володя.

На этот раз пожатие было куда крепче. По-моему, он ещё что-то хотел сказать, но передумал. Быстро повернулся и ушёл не оборачиваясь.