Другой Петербург

Имя его уже попадалось там и сям. Родился князь в 1773 году, мать его, рожденная Хитрово, овдовела через две недели после рождения сына и вторым браком была за Кологривовым. «Веселенький и остренький» мальчик, будучи пажом, обратил на себя внимание знаменитой советницы Екатерины Великой Марьи Саввишны Перекусихиной, рекомендовавшей определить маленького Голицына в товарищи для игр со внуком, Александром Павловичем. Дети подружились (Голицын был на четыре года старше будущего императора). Шалун и проказник, мальчик поспорил как-то с товарищами-пажами, что сумеет дернуть за косу отца Александра, великого князя Павла Петровича, грозный нрав которого был известен. Действительно, подавая тарелки за столом великого князя, дерзкий мальчишка дернул за косу, смиренно объяснив мгновенно возгоревшемуся гневом Павлу, что коса его несколько сдвинулась, и он ее поправил.

Тесно дружил Александр Николаевич Голицын со своим родным братом по матери Дмитрием Михайловичем Кологривовым, знаменитым шалуном, сохранившим прыть и в должности обер-церемонимейстера. Среди подвигов его вспоминали, как он выдернул стул из-под какого-то посланника на дворцовом приеме. Забавы Кологривова были такого рода, что никаких сомнений не остается. Любил он, одевшись чухонской нищенкой (именно теткой), подметать метлой улицы и вступать в перебранку с попадавшимися оторопевшими знакомыми. Раз, одевшись с приятелем монашенками (опять же, трансвестизм), приплелись они христарадничать к известной старухе-благотворительнице, разжалобили ее так, что отправилась она за ридикюлем с ассигнациями, а вернувшись в гостиную, обомлела: монашенки отплясывали трепака! Как-то, еще при Императоре Павле I, не побоялся Кологривов пойти на рискованный трюк. Перед фронтом войска, выстроившегося на гатчинском плацу, промчалась верхом необыкновенной толщины дама в зеленой амазонке и шляпе с перьями, а за ней — любезничающий с ней щеголь. То был Кологривов, а дамой нарядил он одного из многочисленных Голицыных — князя Федора Сергеевича.

Неразлучный смолоду с братом Кологривовым, князь Александр Николаевич, казалось, мало подходил для должности, которую определил ему воцарившийся Александр I: обер-прокурора Святейшего Синода. Однако он увлекся новой ролью и занялся душеспасительной деятельностью с необыкновенной ревностностью. В доме на Фонтанке он устроил тесную темную молельню, единственным источником света в которой было алое сердце Иисуса, помещенное в алтаре. Учрежденное им Библейское Общество занялось распространением богословских сочинений, иногда не согласовывавшихся с основами православия. Благочестие распространилось и на университеты, в которые Голицыным был введен полувоенный устав.

Но тут случилась история с Владимиром Бантышом, которому Голицын покровительствовал, и в 1824 году Государь уволил старого друга от всех должностей. Сваливали его, объединившись, столь разные люди, как и сам, кажется, не чуждый голицынским слабостям митрополит Серафим (Глаголевский), полный импотент архимандрит Фотий, непреклонный Аракчеев, страсть которого к крепостной наложнице Настасье Минкиной исключает какие-либо домыслы, голицынский же протеже Магницкий (личность во всех отношениях малоприятная). Пушкин, резвясь, писал:

Напирайте, Бога ради,
На него со всех сторон!
Не попробовать ли сзади?
Там всего слабее он.

Но ничего, все уладилось, и важных должностей не занимая, при Николае I стал Голицын канцлером всех российских орденов, а скончался семидесятилетним старцем в своем крымском поместье Гаспра.

Из окон голицынского дома, согласно воспоминаниям Ф. Ф. Вигеля, Пушкин разглядывал «пустынный памятник тирана, забвенью брошенный дворец». Секретарь князя Голицына по департаменту духовных исповеданий, Александр Иванович Тургенев, старый «арзамасец», имел тут квартиру на третьем этаже, и у него в гостях собирались многие. Сам Александр Иванович, будучи убежденным холостяком, вполне был утешен крепостными девками; а вот брат его, Николай Иванович — фигура довольно темная. Хромой Тургенев, который предвидел в «толпе дворян освободителей крестьян», приговорен был, в связи с декабристским делом, к смерти, но вовремя удалился за границу и писал там умные и основательные книги о России.

Что ж, вид из этих окон, действительно, должен быть великолепен: Летний сад, за макушками деревьев которого пронзает небо шпиль колокольни с ангелом; просторы Марсова поля; прямо под окнами, как указано выше, Михайловский замок. Жаль, что занят особняк каким-то учреждением, допуск в которое затруднителен. Но по набережным пройтись в ту и другую сторону необходимо. По дороге не забудьте заметить одну из новейших достопримечательностей: на устое 1-го Инженерного моста, над протокой, соединяющей Фонтанку с Мойкой, на маленьком кронштейне разевает клювик бронзовая птичка: пресловутый Чижик-пыжик, что на Фонтанке водку пил. Открыт памятник в 1994 году.