Другой Петербург

Еленский в 1804 году сочинил капитальный проект «ради небесного света и воли Божией, которая будет открываться при делах нужных на месте» — направлять во все воинские соединения и на корабли духовных пастырей-скопцов. Письмо пошло к известному нам Н. Н. Новосильцеву (см. главу 4), бывшему тогда товарищем министра юстиции, и старый сатир таковой проект, естественно, не одобрил. Автор выслан был в суздальский Спасо-Ефимьев монастырь (как-то все там оказываются — помните, Владимир Бантыш с капитаном Иваном Балле).

Кондратий Селиванов жил до 1811 года в доме купцов Ненастьевых на углу Баскова переулка и Шестилавочной (ныне улицы Маяковского), а потом купцы Солодовниковы построили ему дом на «Прудках» (это место недалеко от киноконцертного зала «Октябрьский» — где стоит памятник Некрасову). В солодовниковском доме собиралось на радения до шестисот человек, и, как писал М. И. Пыляев, «в одной из комнат, примыкающих к храму, помещалось всегда до десятка и более молодых, бледнолицых мальчиков, здесь они излечивались от той операции, которая делала их на век дискантами».

Окончательно порешили с селивановцами в 1820 году и «убеленного» старца выслали из Петербурга, естественно, в Суздаль, где он прожил еще двенадцать лет под строжайшим надзором, «по имени неизвестный, присланный по Высочайшему повелению». В том же монастыре, кстати, окончил свои дни в 1831 году таинственный монах и прорицатель Авель, предрекший, как уверяют, нашим царям всю их невеселую будущность.

М. А. Кузмин испытывал к этой народной мистике жгучий интерес. Бледные отроки в длинных рубахах, с ангельскими глазами, кружащиеся до изнеможения…

Вздымай воскрылья крылец,
Маши, пыши, дыши!
Геенный огнь, Кормилец,
Огнем нас утиши!

Это из поэзии «позднего» Кузмина — 1920-е годы. Тогда среди близких его друзей была Анна Дмитриевна Радлова, написавшая в 1931 году в конструктивистском стиле литературного монтажа «Повесть о Татариновой», собрав немногочисленные сохранившиеся документы об этом оригинальном направлении русского мистицизма.

Катерину Филипповну изгнали из Михайловского замка лишь в 1824 году (да и покровитель ее, князь Александр Николаевич, не задержался в должности), но ничего, купив дачу за Московской заставой, Татаринова продолжала радения столичных хлыстов до 1837 года. Будучи заключенной, наконец, в Кашинский монастырь и покаявшись, она завершила свой жизненный путь в Москве, в преклонном возрасте: в 1856 году было ей за семьдесят.

С 1819 года в Михайловском замке разместилось Главное инженерное училище, потому он и называется Инженерным. Из многих замечательных его воспитанников вспомним лишь двух юношей, дружба которых родилась в этих стенах и сохранилась до гробовой доски, примером назидательным и возвышенным.

Дмитрий Александрович Брянчанинов и Михаил Васильевич Чихачев поступили в училище пятнадцатилетними отроками. Мальчики благонравные, кроткие, тихие, — кого там из них собирались делать? топографов? саперов? — явно не подходили они к военной службе. Побудки, построения, галдеж в умывальнике, разборки в сортирах, топот сапог, запах пота, — все, что имеет, может быть, свою поэзию и некоторым нравится в казарменном быту, вызывало в наших юношах брезгливое отношение. Пользуясь любой возможностью, они убегали в Александро-Невскую лавру беседовать со святыми старцами. Родители их, однако, желали для своих чад непременно военной карьеры. Перед Дмитрием, способностями своими заслужившим особое благоволение Императора, открывались, казалось, блестящие перспективы. Послушные родительской воле юноши окончили училище и вынуждены были расстаться: Дмитрий направлен в Динабург, а Михаил оставлен в столице, в саперном батальоне.

Но не прошло и года, как они встретились. Михаил внезапно исчез и обнаружился в Николо-Бабаевском монастыре под Костромой. Тут его ждал уже Дмитрий, подавший в отставку, несмотря на уговоры и угрозы. Здесь друзья приняли монашеский постриг.

Нет, никаких разжигающих воображение картинок из жизни монахов мы рисовать не будем. Эта жизнь совершенно нам не известна, нет оснований считать, будто за монастырскими стенами может гнездиться какой-то особенный разврат. Скорее наоборот, препятствий для этого там гораздо больше, чем на воле. Конечно, люди везде одинаковы, праведников в монастырях вряд ли больше, чем где-либо. Но мы ведем речь именно о праведниках: святом епископе Игнатии и схимомонахе Михаиле. Физическая близость в любви — фактор желательный, но не обязательный. Трудно согласиться с представлением о безусловной греховности физической близости людей, любящих друг друга, но вполне возможно, что моральные предрассудки способны подавить врожденные свойства.