- Приходит молодой септон к богатому купцу, - повествовал Станнис, - и с порога говорит: «Пожертвуйте мне все свои деньги». Тот ему: «Да ты обалдел, долгогривая собака!» «А, извините, - говорит септон, подглядывая в свой свиток. – Не с того вопроса начал. Сын мой, вы верите в Семерых?»
- Я тоже тут в порту слыхал, - поддержал своего капитана повар, безбожник, похабник и охальник. – Спустилась всеблагая Матерь к богатому септону и спрашивает его, куда тот нахапал столько денег. «Я же не для себя, - оправдывается септон. – Я хочу приют для бедных сироток построить». «Как я есть лик божества, то я могу в сердцах людских читать, - предупреждает септона Матерь и действительно начинает в его сердце читать. – Так, приют вижу. Сироток тоже. Только скажи мне, грешник, почему у всех сироток такие короткие юбки и такие большие сиськи?»
- Га-га-га! – грянула безбожная половина команды, которая в каждом порту заходила в такой вот «приют сироток».
- Ты вон про Рглора расскажи, - предложили повару с вантов верующие матросы, которым религиозность не мешала быть наглыми как обезьяны.
- Про Рглора я расскажу, я специалист, - вызвался Станнис. – На море полный штиль. На палубе Азор Ахай и Великий Иной играют в городки. Великий Иной размахивается и вышибает всю фигуру одним ударом. Азор Ахай размахивается – и бита летит вообще не туда. Тут в корабль ударяет большая волна, палуба накреняется, городки стоят как вкопанные, бита ударяется о борт, отскакивает и вышибает всю фигуру начисто. Великий Иной поднимает глаза и руку к небу: «Рглор, опять ты ему помогаешь!»
- Хорошо, - одобряюще ответили наглые голоса с вантов.
- Нам-то Рглор будет помогать, а, капитан? – спросил повар.
- Ну, по грехам нашим, - с усмешкой ответил Станнис, вставая с бочки.
- Пропащее наше дело, капитан, - ответили сразу несколько веселых голосов.
- Ну тогда по молитвам нашим, - предложил Станнис более реалистичный вариант. – Про Тороса, красного жреца и великого грешника, слыхали? Он недавно так помолился, что у расслабленного хрен вставать начал, а ведь парень ниже пояса ничего не чувствовал.
- Толковый бог, - резюмировал повар, когда капитан ушел. – А слышали ли вы, друзья мои, про то, как септон ходил к Молчаливым сестрам?
Мелисандра, как красная жрица, ставила себе в заслугу каждую обращенную к Рглору душу и научила молиться Владыке Света не одну сотню человек, но морщинистый и беззубый матрос, подошедший к ней вечером, когда она наблюдала за красным закатывающимся солнцем, все же сумел ее удивить.
- Ты, красавица, мне слова той молитовки расскажи, - попросил матрос.
- Какой? – спросила Мелисандра, не отрывая глаз от солнечного диска, коснувшегося моря.
- Ну той, про которую капитан-то говорил, как про Тороса вспомнил, - пояснил матрос. – Извиняюсь, чтобы хрен стоял. Годы мои свое берут, красавица, особенно если по пьяному делу.
- Да как ты смеешь! – вспыхнула Мелисандра, поворачиваясь к старому матросу и собираясь его чем-нибудь огорошить, но матрос смотрел на нее честными и ясными глазами, не видя в своей просьбе греха.
- Я ж не к тебе самой насчет поднятия обращаюсь, в чем обида-то? – пояснил матрос Мелисандре, привыкшей уже проповедовать благородному сословию. – Я к богу твоему обратиться хочу, он велик и силен, что ему такая безделица? А мне приятно.
- Я пятьдесят лет по морям плаваю, я слыхал про Рглора и Иного, - добавил матрос, пока Мелисандра колебалась, не зная, наказать его за наглость или попытаться обратить в истинную веру. – Они между собой борются, один за жизнь, другой за смерть. Ну а как жизнь-то получается, если не им самым? Богоугодная выходит молитовка.
- Владыка Света и Владыка Тьмы ведут свою борьбу с начала времен, - наставительно сказала Мелисандра, решив пока простить старому матросу его дерзость. – Ты должен думать о том, чтобы выбрать правильную сторону, не колеблясь сердцем, не размениваясь на мелкие движения души и просьбы грешного тела…
В этот момент Мелисандра заметила, что старый матрос смотрит на нее с некоторым сожалением, словно на скорбную умом.
- Дочка, Великий Иной ждет нас собственной персоной там, - и матрос так уверенно указал на нос корабля, идущего на север, что Мелисандра даже поежилась и, словно ища помощи, глянула на запад, где только что было солнце. – А мы идем туда, чтобы сражаться с ним и, если надо, умереть. Какой еще выбор мы можем сделать, как еще сторону принять? Не знаешь ты нужной молитвы – ну так и скажи, почем мне знать, может, у вас ей женщин не учат, только жрецов. А что ты вот поглядываешь на нас: кто в Семерых верит, кто ни во что, кроме воинской удачи, – ты это брось, в бой все пойдут, когда придет время, и биться будут как будут, а не как сейчас болтают языком. Что есть ребята на тебя злые – ну есть, а ты выйди завтра да помолись за жизнь, за то, чтобы побольше бы нас домой вернулось. Этому-то вас учат, аль нет?