Мелисандра не успела подумать над словами старого матроса, который покинул ее почти сразу, отбой на корабле по расписанию, потому что, как только она вернулась в каюту, к ней зашел Станнис в своем флибустьерском камзоле, шароварах, белой шелковой рубашке и с большой круглой золотой серьгой в левом ухе. Мелисандра тут же встала со своей койки ему навстречу, здесь уже была не магия красной жрицы, а обычное женское чутье, что остановить его нужно, пусть даже она и стоя ниже него на голову и на фоне его широкой и плоской фигуры кажется маленькой и худенькой. Все-таки Мелисандра не только в очаг глядела и молитвы читала, понимала она прекрасно, что нахальничать с мужчинами можно, только когда вас разделяет решетка или толстая закрытая дверь. Тогда и про то, у кого там пламя повыше, можно порассуждать, и про «удовольствие, которого вы еще не знали», можно ляпнуть, не ответив в ближайшие же минуты за базар. К своему счастью, Станнису она ничего такого не говорила, но были за ней уже неосторожные слова…
«Кто же меня дернул про тень ему рассказывать, - подумала про себя Мелисандра, - Уж не Рглор меня дернул, это точно». Рассказывала Станнису про тень она еще тогда, когда Станнис собирался отплывать на штурм Утеса Кастерли, и тогда рассказ про зачатие тени, что может убить лорда Тайвина, не остановившись ни перед какими преградами, был зловещим и показывал могущество Мелисандры – но теперь, в небольшой каюте с плящущим светом, этот рассказ означал другое: что она согласна и без ухаживаний, и не по любви, лишь бы для пользы дела. А раз она согласна, то сейчас все совершится вполне естественно, без магии и ворожбы, и даже приятно будет: прижмет ее капитан Стан к койке, платье ее соберется в комок на талии, и будет женщина Мелони, назвавшая себя Мелисандрой, стонать под своим капитаном и просить еще, даже ударяясь иногда макушкой о переборку, будет тянуться к нему губами и станет для него земной женщиной, а не таинственной жрицей, еще и бегать за ним будет, потому что Станнис властный и холодный.
- Ворожить мне не надо, я не для этого, - сказал капитан Стан и потянул большими пальцами платье Мелисандры вниз с ее плеч, правильно прикинув, что платье с таким вырезом снимется и так. Станнис был старым солдатом и не знал слов любви, и для него такая фраза была довольно ласковой, но это ему не помогло, потому что в тот же момент на Станниса подуло сухим жаром, как из печи, так что он инстинктивно зажмурился, а открыл глаза уже перед закрытой дверью в каюту Мелисандры, которую изнутри, похоже, довольно неволшебно подперли сундуком.
«Ловко она меня! – усмехнулся про себя Станнис, находя, что так даже интереснее. – Любопытно только, это все, что она может, или она меня все-таки пожалела?»
Мелисандра по другую сторону двери задавала себе тот же вопрос: она чувствовала, что здесь, среди воды, стихии для огня враждебной, ее колдовская сила становится меньше, и понимала, что нельзя эту силу использовать против Станниса всерьез, ведь и в самом деле он единственный на корабле человек, способный проложить курс и привести их в следующий порт, не разбив корабль о камни. Но при этом Мелисандра чувствовала, что удержало ее движимую страхом руку совсем не это.
Утром встречаться со Станнисом Мелисандре было неловко, но встретилась она вместо этого с боцманом, вернее, не встретилась, а услышала его на юте и решила не идти дальше.
- Капитан сызмальства моряком был, в море он был впереди брата своего, старого короля, - рассказывал боцман. – Еще при старом Штормовом лорде было, при лорде Стеффоне, они каждый на своем корабле вокруг острова Тарта обошли, и к тому времени, как Роберт причалил, Станнис уже отпраздновал так, что лорд Стеффон даже его ругал. Ну что выпили да кабак разнесли, это после хорошего рейса святое дело, а ругал его старый лорд за первую татуировку: говорят, первая была на этом самом месте, и написано там у него по сей день «Добро пожаловать на борт», причем в одну строчку.
Не сказать, что такая информация может женщину обрадовать, скорее напугает, но любопытство пробудить точно может.
Красная жрица Мелисандра любила думать масштабные мысли и смотреть в огонь по вечерам, но в день после ночного визита Станниса мысли у нее были набекрень, чего не бывало с ней лет с четырнадцати, а то и вовсе никогда, а вечерний огонь показал ей невесть что, и не просто какую-то метель, похожую на помехи на линии, а невесть что летающее и эрегированное. Можно было бы подумать, что владыка Рглор встал не с той ноги, прогневался на грешную жрицу и говорит ей таким образом, куда ей идти, но невесть на чем была весьма аккуратная и четкая надпись, золотом по красному, «Добро пожаловать на борт», только женское любопытство это никак не удовлетворяло: призрачное невесть что парило в языках пламени, но ничего рядом, для масштаба, не появлялось.