- Ты давно должен был зайти к лорду и леди Старк и выразить свои соболезнования, - немного сердито сказал Тирион, встретив Лионеля и проницательно решив, что в рассеянности Лионеля опять виноваты девушки, причина, по мнению Тириона, довольно извинительная.
- Кажется, я остолоп, - признал Лионель, которого Тирион любил за честность и необидчивость.
- Мне тоже в этом случае так кажется, - более мирно заметил Тирион со своей обычной ухмылкой.
Следующим человеком, которого Лионель встретил уже по дороге к лорду Эддарду, был старый мейстер Лювин.
- Я узнал, что вы хотите помочь мальчику, - с некоторым удивлением сказал уставший от ночного бдения мейстер. – Увы, мне кажется, что вам для этого необходимо быть волшебником. И, конечно, я надеюсь, что о содержании нашего разговора не узнает никто на свете, – меня слишком сильно просили, чтобы я нарушил некоторые нормы своего сословия и говорил с вами о состоянии дел чересчур откровенно.
- Я тоже надеюсь, что о нашем разговоре никто не узнает, - сказал Лионель, выслушав мейстера, и спустя несколько часов в ночной тишине рядом с бессонной Кейтилин, сидевшей у постели умирающего сына, появился крепкий лысый человек с прозрачными разбойными глазами.
- Я Торос из Мира, госпожа, - заново представился вздрогнувшей Кейтилин неожиданный гость. – Я жрец Рглора, Владыки Света. Вы ожидаете чуда, а чудеса творят не люди, а боги.
У Тороса из Мира было больше турнирных побед, чем обращенных в свою веру душ, но в нужную минуту он мог быть весьма убедительным, и спустя десять минут он уже стоял совсем рядом с постелью Брана, положив руку ему на лоб. Торос шептал молитвы и начинал чувствовать рядом могучую волю неизвестной природы, которую ему, как жрецу Рглора и монотеисту, следовало бы списать на Великого Иного и попытаться изгнать, но недостойный жрец слишком любил максиму «кто не против вас, тот за вас», вычитанную в одном из немногих освоенных им священных текстов, и потому он приноровился к этой воле, оперся на нее и начал делать то, за чем он пришел.
- Лето, - произнес Бран, открыв глаза, и его лютоволк сразу откликнулся на свое новое имя, поставив лапы на кровать и начав вылизывать лицо мальчика, а Торос из Мира, оглушенный и опустошенный, отступил назад, стараясь разорвать контакт с неведомой ему волей, удержавшей Брана среди живых.
- У вас больше друзей в Королевской гавани, чем вы думаете, моя госпожа, - уклончиво ответил Торос на все вопросы Кейтилин о том, кто его прислал, и это, возможно, было именно тем, что ей нужно было услышать.
Прощение Арьи за случившееся на Трезубце Лионель получил за песню: он к тому времени уже понимал, что попытки задобрить Арью и просить его простить не приведут ни к чему хорошему, даже если на первый взгляд это может удаться. Вместо этого Лионель нашел Арью и ее волчицу вдали от лагеря, бросил коня и бесстрашно подошел к Арье, не обращая внимания на рычащую волчицу, которая, похоже, сердилась на него вместе с хозяйкой.
- Как зовут? – кивнул Лионель на волчицу, он действительно этого раньше почему-то не спрашивал.
- Нимерия, - коротко ответила Арья, и ощутимое многоточие в конце словно показывало, что Арья пока не решила, отозвать ли волчицу или натравить ее на Лионеля.
- Хорошее имя, - одобрил Лионель, на памяти Арьи он был, пожалуй, первым, кто посчитал, что волчице подобает имя королевы ройнаров и дорнийской принцессы, и идея о том, чтобы спеть для Арьи о королеве Нимерии пришла Лионелю именно тогда. – Про Нимерию есть хорошая песня.
- Знаю, - дернула плечом Арья, не глядя на Лионеля, но все же нарушая свое обещание с ним больше не разговаривать. – Про десять тысяч кораблей, она длинная.
- Есть еще и короткая, о принце Галене, брате Нимерии, и войне ройнаров с Валирией, - сказал Лионель и, не спрашивая, хочет ли Арья его слушать, запел странную песню без зачина и эпического повествования. Песня начиналась с конца и сразу била в сердце, словно певец боялся не успеть ее допеть или автор боялся не успеть сложить все куплеты.
Ты скажи мне, вереск, скажи,
Зелен ли твой летний наряд?
Легок ли цветущий твой плат,
Под которым спит мой брат,
Мой любимый брат, все простивший брат?
Арья хотела возразить, что принц Гален не был братом королевы Нимерии, уж скорее он был ее первой и роковой любовью, но странная песня словно связала Арье язык, увлекла ее за собой – а потом Арья с удивлением поняла, что песня, вполне подходившая для довольно низкого голоса Лионеля, написана для женского голоса, словно ее действительно пела Нимерия, стоя на дорнийском берегу и глядя на скрытую за морем покинутую Родину.
Ты скажи мне, память, скажи,
Как он бросил все, что имел,
Свет какой звезды в нем горел,
Как предвидеть он посмел
Горький наш удел, проклятый удел?
- Смотри, сестра, смотри, на мне любовь оставит шрам.
Беда и боль вдали - ноги моей не будет там!
Но я сказала:
- Брат, я все-таки пойду вперед.
Над нами день угас, но там, вдали, горит восход.