- И это было, - признал Лионель. – Воевали чем могли, а они – чем ты оставил.
Робб вынужден был признать, что король его срезал.
- Чтобы скрыть передвижение отряда, я переправлялся через три Зубца, - продолжал Робб. – И вот черт меня дернул идти через Близнецы.
- Меня твои сестры не пустили, - ввернул Лионель, чтобы проверить, как Робб реагирует на множественное число, и результаты проверки счел положительными.
- Я не то чтобы жалуюсь, - признал Робб. – У старого Фрея дочек и внучек много, есть отличные. Та, которую я выбрал, у меня весь поход из головы не шла, так перед глазами и стояла. Да и сам Фрей небось сдохнет скоро, боги милостивы. Но вот какая вышла петрушка: поехал я дальше, два раза порубились хорошо, я тоже выхватил – и повезло, и не повезло. Такая девушка меня выхаживала, дочь Гавена Вестерлинга. Да и ведет меня что-то на каштановые локоны. Ты ж меня понимаешь?
- Тут я только посоветовать могу, - осторожно сказал Лионель. – Возвращайся к невесте из Фреев. Фреев как тараканов за печкой: если что – не упомнишь, кого беречься надо.
- Нет, - упрямо мотнул головой Робб. – Я на Джейн уже женился. Я к тому, что ты, как вернешься в столицу, издай указ какой, не жадничай. А то что это такое: тебе одному две невесты, а остальные пацаны мучайся? Я от слова своего отступаться не стану, я и на Рослин женюсь.
Кейтилин вернулась с половины дороги, так и не доехав до Белой Гавани, потому что на Королевском тракте ее нагнал гонец из Черной заводи с письмом о том, что ее дочери вернулись в Винтерфелл. Разумеется, всех слухов Кейтилин наслушалась по дороге много раз, останавливаясь во всех замках, но из гордости она начала все отрицать, пока наконец чуть сама не убедила себя в том, что дочери встретят ее в Королевской гавани, а молва все раздула из небольшой охотничьей вылазки, весьма пышной и приличной, с ловчими, соколами и лордом-командующим Королевской гвардии впридачу.
- Да уж точно так, - покачал головой хозяин большого постоялого двора, выслушав рассказ о королевской охоте и о наследственной склонности, которую к ней испытывают Баратеоны, и зайдя в конюшню вместе со своим любимым конюхом. – Я ж говорил тебе, у старшей точно такие же волосы, как у леди Старк. Хорош охотничек.
- Вы б шепнули там как, хозяин, - предложил конюх. – Ну какая охота, какая столица, они ж тут две недели тому на сеновале втроем допоздна валялись, солнце уж над сараем, а девчонки только траву из волос вытряхивают.
- Ты уж лучше молчи, и я молчать стану, - рассудил хозяин. – Слыхал небось, лет пятнадцать тому тех еще королей принц у старого нашего лорда дочку скрал. Второй женой хотел взять, да говорят, не своей волей она за ним пошла. Что тут поднялось, я и до сих пор удивляюсь, как жив остался. Что убитых на поле лежит, что раненых, а как тебе роздых, так говорят, что старый король сейчас на драконе прилетит и всех сожжет. Нет уж, сейчас эти две своей волей с ним, по всему видно. Будут боги милостивы, может, и сладится дело без войны.
- Да нешто так бывает, чтобы две жены?
- Да все у них на юге бывает, у них в столице драконы о трех головах, и брат на сестре женится. А тот год, помнишь, скороморохи приходили, что в южных пустынях бывали, - так сказывали, что там принц на змее женился, самого его теперь Красный Змей кличут, а дочек – Песчаные Змейки. Ты пойди лучше сеновал-то запри, мало ли что они там обронили в сене аль в углу. Озоровали они, а допрашивать-то будут нас.
Кейтилин тем временем читала письмо, доставленное из Черной заводи, и сердилась уже не на шутку, в особенности на то, что все ее благородное объяснение ходящих слухов, которое она уже привыкла считать правдой, разлетелось на куски, да еще и на глазах соседских кумушек.
Тирион, ехавший с Кейтилин и Браном, тем временем осознавал в случившемся и свою вину. «Это все я виноват, - думал Тирион. – Разномыслил с сэром Барристаном, который говорил, что благородному сэру подобает чистота и умеренность. На четырнадцатилетие притащил любимому племяннику даму приятной наружности и безответственного поведения, а потом решил шикануть – и прихватил по дороге еще одну. Заморочил парню голову, может, он теперь один на один теряется – ну, смущается там, когда тишина и девочки между собой не трещат, и дальше ему тоже все не с руки, второй девчонки недостает… Ох, а ведь про этот эпизод с четырнадцатилетием мне бы лучше теперь и не вспоминать, порешит меня кто-нибудь за такие ассоциации… Надо думать про возвышенное, про сердце благородного рыцаря, разрывающееся между любовью и долгом… О, идея!»
Проснувшись рано утром, Тирион ускакал и вернулся уже когда начались сборы в обратную дорогу, везя с собой тощего менестреля сомнительного вида, но с хорошими вокальными данными.
- Вам какую, милорд, назидательную или любовную? – спросил менестрель, настраивая струны.
- Любовную, любовную, - заказал Тирион, уже обо всем с менестрелем дорогой договорившийся и особо наказавший ему не петь «Он в глухую ночь оседлал коня, он покинул замок тайком…», как бы хорошо эта песня ни шла к случаю. – Мне назидание не нужно.