Другой принц (СИ)

И Санса усаживается лежащему Лео на ноги, откидывает с лица прядку волос, которая все равно сейчас упадет обратно, когда она над ним склонится, и он блаженно жмурит глаза, хотя и любит подглядывать, как двигается ее голова и как скользят вверх и вниз ее губы, это, наверно, почти единственное, что ее еще немного смущает, даже от слишком откровенных просьб она уже почти не краснеет, да и просить ее не надо, ей самой все это нравится.

Самым удивительным в Винтерфелле было наличие там Тириона, который не только снова там как-то оказался, но еще и обзавелся за несколько месяцев хорошенькой и молоденькой женой.

- Леди Арвин, - представил Лионелю свою молодую жену Тирион.

- Суилад, Ундомиэль, - не удержался Лионель, который тоже почитывал валирийские легенды. – То есть здравствуй.

- Ох, беда мне с вами, с книжниками, - весело сказал Тирион.

Арвин за прошедшие два месяца хорошо узнала Тириона и оценила его ум, начитанность и умение сходиться с людьми. Тириона, казалось, ничто не могло озадачить: он находил общий язык и с бродячим менестрелем, и с хозяином постоялого двора, и с мейстером, и с северным лордом, и вот теперь с королем. Арвин присматривалась и понимала, что она бы так ни за что не смогла: для некоторых людей у нее не хватило бы знаний, чтобы говорить и шутить с ними на равных, а к другим она не смогла бы приспособиться – а ведь оказалось, что и конюхи, и пастухи знали что-то, чего не знала она, но почему-то знал Тирион, и потому она держалась за него как за проводника по большому и интересному миру, и, когда он по своей привычке забирался на стол и сидел там, болтая своими коротенькими ножками, ей казалось совершенно естественным, что она смотрит на него снизу вверх.

А Лионель порадовался за своего дядю и даже не удивился разнице в возрасте – года три назад, когда принц Лионель собрался сбежать из Королевской гавани и предпринять путешествие в Западные земли, навестить там своего отшельника деда, никогда не приезжавшего в столицу, Тирион очень кстати в столице случился. Дядя и племянник дружески выпили, молодость и баратеоновская стать взяли верх, и Тирион, находясь в состоянии измененного сознания, рассказал юному Лионелю про свой тайный брак с простолюдинкой, ровесницей его теперешней жены, и про то, как жестоко лорд Тайвин прервал этот позорный для Ланнистеров брак, бросив дерзкую простолюдинку на надругательство своим гвардейцам и заставив юного Тириона присоединиться. К концу рассказа Тирион взглянул на племянника сквозь пьяную слезу и выронил кубок, увидев перед собой внимательно глядящего на него зверя, в которого Лионеля превращали гнев и вино. «Он же твой родной дед», - испуганно пробормотал Тирион, чувствуя, что расскажи он эту историю в Утесе Кастерли, он бы остался сиротой. «Жаль», - коротко сказал Лионель.

Тирион, возможно, и забыл о той своей пьяной откровенности, и уж точно не хотел, по меньшей мере сознательно, начать старое сначала и подарить ему счастливый конец, заменить одну девочку другой, но Лионель тогда, три года назад, никуда не поехал и хорошо запомнил причину.

- Я рад встретить вас именно здесь, леди Арвин, - сказал Лионель и в первый раз в жизни оттиснул на пустом свитке свою печатку, зажав свиток между кулаком и ладонью и превратив его во всемогущий карт-бланш. - Теперь и в любом другом месте вы будете находиться под защитой Короны.

Богослужения для немногих, верящих в Семерых, в Винтерфелле совершал септон Шейли, а ее воспитанницы были неизвестно где, но септа Мордейн все равно вернулась в Винтерфелл, потому что в столичной жизни было слишком много соблазнов, включая сладкие вина, приносимые лукавым хронистом лорда Эддарда. Хронист, которому и самому довелось обучать необучаемых балбесов, сочувствовал праведной септе и пытался как мог подготовить ее к встрече с неправедной действительностью, сначала втеревшись к ней в доверие благочестивыми богословскими разговорами, во время которых он легкомысленно напевал про себя «в мире есть семь, и в мире есть три», а потом, найдя с суровой на вид праведной септой по-настоящему общий язык, начал заходить к септе-сладкоежке с несколькими бутылочками токайского и бесстыжим враньем про историю Валирии.

- В некотором царстве, в валирийском государстве, - начинал хронист, галантно намазывая хлеб мягким козьим сыром, чтобы септа поела медку с удовольствием, - жил да был король Георг, восьмой своего имени, у которого было целых шесть жен.

- Свят-свят-свят, - всплескивала руками подвыпившая септа, забывая о том, что Валирия всегда была республикой.

- Истинно так, - уверял хронист, запивая хлеб с медом и сыром чистой водой, принесенной с собой, и раздумывая параллельно над тем, не порадовать ли Вестерос чайком, заодно они и воду кипятить научатся. – С первой женой он развелся…

- Это не дело, - качала головой септа, - это совсем не дело…

- Ото всей души его осуждаю, - согласился хронист. – Вторую свою жену казнил…

- Душегуб, - вздохнула септа.