Другой путь. Часть первая

— Погодите, черти! Это вам даром не пройдет.

Но его толкнули прикладом в спину и крикнули вслед:

— Иди, иди! Меньше разговаривай, шпионская морда!

Он оглянулся, пытаясь разглядеть в темноте того, кто его толкнул. Но трудно было их различить. Трое ближайших к нему были одеты в одинаковые солдатские шинели, и только двое отошедших были в полушубках. Тогда он еще раз пригрозил им всем:

— Погодите, гитлеровские дворняжки, черт бы вас взял! Я вам еще покажу!

— Меньше болтай!

Его опять подтолкнули прикладом в спину. Чтобы избавиться от повторения этих толчков, он минут пятнадцать шел молча за направляющим конвоиром. Но когда впереди среди деревьев обозначились признаки какого-то жилья, он снова возвысил голос и снова начал упираться. Так с шумом и криком его втолкнули в маленькую лесную избушку и поставили перед двумя одинаковыми коренастыми людьми, одетыми в одинаковые черные меховые куртки со следами сорванных погон на плечах. И далее его путь по финской земле коснулся близнецов, оставив прочный след в их памяти да еще в памяти молодого Мурто.

Маленькая электрическая лампочка, питаемая от какой-то батареи, освещала их одинаковые темные лица, на которых светлыми пятнами выделялись брови и коротко подстриженные усы. Оба они стояли у стола, держа в руках детали пулемета. А на столе были разложены остальные детали и еще какое-то мелкое оружие. Самый ствол пулемета с главным механизмом лежал на краю стола, и к нему они прикладывали то одну деталь, то другую. Только на один короткий миг оторвались они от своего дела, чтобы бросить на рыжего одинаково дикие быстрые взгляды, а потом снова застучали сталью о сталь.

Рыжий тем временем продолжал буйствовать. И, боясь, что он опять полезет в драку, его крепко держали за обе руки. А он делал вид, что никак не может вырваться, и кричал на всю хижину:

— Дьяволы трусливые! Только на одиноких вам нападать! Больше вы ни на что не годитесь, дворняжки Гитлера!

Близнецы у стола молча переглянулись между собой при этих его словах, продолжая собирать немецкий тяжелый пулемет. А рыжий мотал вправо и влево державших его людей и орал:

— Продали родину! Продали себя, своих жен и детей и рады этому, олухи! Но погодите! Доберемся и до вас! Попразднуйте вволю, пока здесь хозяйничают тупорылые нацисты, а потом мы вам покажем, как своих продавать. Всем нож в глотку, холуям Гитлера! Думаете, испугался я вас? Нате, режьте, собаки! Я плюю в ваши холуйские рожи, гитлеровская солдатня! Вы убьете меня, убьете десятки других таких же, но этим вы финский народ на свою сторону не перетянете!

Близнецы опять переглянулись между собой, и один из них сказал вдруг резко:

— Отпустить его!

И другой добавил таким же тоном:

— Отпустить!

Пока солдаты выказывали недоумение, Юхо вывернулся из их рук и заорал:

— Ну, что рты разинули? Сказано — отпустить, значит надо отпустить! А то вот как двину сейчас!

И он грозно замахнулся на ближайших, заставив их попятиться. Близнецы продолжали собирать пулемет, не оглядываясь больше на рыжего пленника. Им, как видно, предстояло собрать еще много разных смертоносных вещей из того хлама, которым был завален стол. Один из них оторвался от работы только для того, чтобы взять в руки трубку телефона, от которого провод уходил сквозь щель в оконной раме прямо на сук ближайшей сосны. В трубку он спросил: «Больше никого?». И, выслушав ответ, приказал: «Внимательней смотреть!».

Говорил он резко и отрывисто, и таким же тоном заговорил второй близнец, когда писк телефона заставил его взять в руку ту же трубку:

— Ну, что еще? Да. Выяснили. Наш. Вы о наци не забывайте. Завтра выясним, с чего они так взбесились.

А Юхо не унимался:

— Я вам покажу, как меня прикладом в спину толкать! Кто меня прикладом толкал? Выходи сюда! Ну! Выходи, не бойся! Я тебе ничего плохого не сделаю, только трахну об стенку, чтобы кишки к потолку прилипли. Ну, выходи сюда, говорю, дьявол! Дай мне посмотреть на твою противную морду перед тем, как я из нее клюквенный кисель сделаю!

Он орал все громче и громче, расталкивая столпившихся у дверей, но никто не отозвался на его требование. Тогда он сел вдруг на лавку у стены, вложил свое лицо в ладони и заскулил тихо, как обиженный пес, прерывая себя временами скрежетом зубов. Это было так неожиданно, что все притихли, затаив дыхание. Ничто не действует на человека так сильно, как слезы большого и сильного мужчины. Если такой богатырь плачет, то надо полагать, что у него действительно настоящее горе. И лучше его не трогать в это время.

Суровые, молчаливые люди, одетые в форму финских солдат, стояли у дверей, сочувственно поглядывая на того большого человека, согнувшегося пополам от неизвестного им тяжелого горя. Только близнецы, казалось, не слыхали ничего, продолжая протирать и соединять части пулемета. А Юхо бормотал, всхлипывая в свои большие ладони:

— Сволочи! Всех бы перебил к черту! Навязались паразиты на нашу голову. За одного старого кожевника полсотни убить мало…