Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

— Ахти Ванхатакки. Это у нас одинокий старик. У него полтора гектара.

— Вот и хорошо. Пусть это достанется ему.

— Нет. Ему одному это будет много. Семейные должны получить больше. И мы поделили бы так, чтобы каждому досталось в меру луговой низины, лощины с лесом и пашни.

— Так, так. Значит, поделили бы? Очень хорошо. А потом что?

Говоря это, секретарь райкома многозначительно обвел взглядом всех сидящих перед ним, как бы приглашая их к вниманию. Те и без того внимательно слушали наш разговор, поворачивая лица то к нему, то ко мне. И, продолжая этот разговор, я ответил:

— А потом перегородили бы землю заборами, чтобы скот одного хозяина не ходил на участок другого.

— Перегородили бы заборами? Очень хорошо. А потом?

И говоря это, секретарь все лукавее обводил взглядом слушателей. Я ответил, пожав плечами:

— А потом стали бы жить.

— Стали бы жить? Великолепно. Каждый за своим забором?

— Да. А как же? За чужой забор нехорошо забираться.

Он совсем развеселился, оглядывая лица слушателей. И среди них тоже, судя по блеску зубов, появилось много улыбок. Секретарь помолчал, довольный этим. Вид у него был такой, будто он заранее предвидел, что наш разговор повернется к чему-то забавному. Но я не собирался давать им к тому повод. Я сказал:

— Жить мы, конечно, стали бы намного лучше, чем живете вы.

Он удивился.

— Вот как!

— Да. У нас эта земля давала бы хлеба вдвое больше, чем у вас.

— Это почему же?

— А потому, что у вашей земли нет хозяина. За ней некому присмотреть. А у нас она сразу попала бы в хозяйские руки.

— Позвольте! С чего это вы взяли, что у нас она без хозяина? Кто вам внушил такую чепуху?

— Никто. Я сам вижу. У настоящего хозяина не пропал бы даром ни один метр земли. Он всю ее прощупал бы руками, чтобы понять, чем она дышит и что может ему родить. А у вас даром пропадают многие десятки гектаров.

— Где пропадают?

— Везде. Вот, например, этот бугор. Когда-то здесь, вокруг церкви, был сад. Почти целый гектар сада. Это видно по остаткам пней и обломкам кустарников. Где хозяин этого сада? Нет у него хозяина. И потому нет сада.

Тут секретарь райкома партии поднял назидательно вверх указательный палец и сказал, обращаясь к собранию:

— Слыхали, товарищи? Это вам в упрек. Вам!

Люди слегка заволновались, переговариваясь между собой вполголоса. А я продолжал выкладывать свое, чтобы поубавить немного их улыбки:

— Не знаю, кому это в упрек, но и в других местах у вас тоже много пропадает земли. Это можно увидеть по всей вашей России. На пути сюда я слыхал разговор, из которого понял, что у вашего правительства есть намерение распахать где-то миллионы гектаров нетронутой земли. Сперва я не мог понять, о какой земле шла речь, но теперь понял. Я сам видел везде эти гектары, и у вас вижу. Вот, например, все эти обрывы и боковые скаты оврагов. Они ведь земляные, а не дают ничего, кроме сухой, мелкой травы. Но могли бы дать, если чуть срезать их вашими бульдозерами, а потом засадить садовыми деревьями и ягодными кустарниками. Теплицы можно построить на южных скатах и растить в них зимой огурцы и томаты. Москва от вас близко. На одних теплицах можно разбогатеть. Овраги в узких местах надо закрепить лесом, а в широких — распахать и засеять хлебом. Я видел, у вас там пасется скот. Непростительно устраивать пастбище там, где может быть пашня. И потом, у вас есть просто пустые земли, совсем ни к чему не приспособленные. Их можно видеть и справа и слева от дорог, на поворотах, на спусках, на задворках. Это небольшие куски, но вместе они тоже составляют гектары. Между пашней и краем обрыва тянутся полосы в два-три метра шириной. Они поросли травой, которую никто не косит, никто не съедает. Да, плохо, когда у земли нет хозяина.

— Да есть же у нее хозяин! Почему вы так упорствуете в своем утверждении?

Секретарь райкома даже ладонью хлопнул по столу, выкрикнув эти слова. И по шуму людского говора, по усмешкам, по выражению обращенных ко мне глаз я понял, что и собрание согласно с ним. Тогда я сказал:

— Не знаю. Может быть. Но если у нее и есть хозяин, то он где-то очень далеко и потому не может видеть, в каком невнимании находится его земля.

— В каком же невнимании, если мы первые в районе по урожайности!

Это крикнул, обернувшись ко мне, красивый загорелый парень в соломенной шляпе и в клетчатой рубашке без рукавов. Его поддержали девушки, женщины и другие парни, крикнув мне с разных мест:

— Мы и по трудодню первые!

— И по сдаче хлеба государству!

— И по общим доходам!

Они перечислили еще что-то насчет молока и мяса, но я не все понял. Когда они умолкли, я сказал парню в соломенной шляпе:

— Попробуйте бросить свою шляпу вот на ту рожь. Она сразу же провалится между колосьями на землю. А я вырастил бы на этой земле и под этим солнцем такую рожь, которая удержала бы вашу шляпу на верхушках колосьев. И не только шляпу. Я брошу на нее свой галстук — и он тоже останется наверху, на кончиках колосьев, потому что ему некуда будет провалиться. Между колосьями не найдется пустого места — так плотно и густо они у меня вырастут.