Мои спутники деловито лопотали, оценивая стоимость Царь-пушки или Царь-колокола, если их выставить на соответсвующем аукционе, а я едва себя сдерживал от того, чтобы не начать искать дорогого реформатора Горбачева, чтобы передать ему несколько добрых слов и один хороший удар шестикилограммовым Kodak'ом по лысой макушке. Чтобы сохранился «золотой запас СССР» в две с половиной тысячи тонн, а не был распродан и вывезен черт знает куда, чтобы не вымирало население моей страны, чтобы не было отдано за «здорово живешь» имущество моей армии в Европе, чтобы не вырос внешний долг в два раза, чтобы те сорок миллиардов марок, что приготовили немцы как «выкуп» за Восточную Германию все же дошли до адресата, а не были «прощены»… И это только то, что он натворил вне Союза. А если добавить сюда Баку и Сумгаит, Карабах и Ош… Масштабы его разрушительной деятельности за каких-то шесть лет потрясали! И, попадись он мне на дороге – не знаю, нашлись бы во мне силы удержаться от одного очень верного, но по сути бестолкового поступка?
На обед мы вернулись в «Россию», а сразу после него группа разделилась: часть поехала смотреть Бородинскую панораму, а другая решила пройтись по ближайшим московским улочкам. Не знаю, было ли это возможно три года назад, но теперь с нами не было никаких сопровождающих.
Я не спешил к Павлову – впереди была еще целая неделя. И весь оставшийся день честно сопровождал троих канадцев, включая Анну, стараясь максимально соответствовать образу дружелюбного янки. Я тыкал пальцем в путеводитель и на ломанном русском: «Горбачофф, вотка, перестрой-ка, здрафстфуйте, добри вечьер, варфарка-стрит, адин-тва-трии» – выспрашивал дорогу у прохожих, громко смеялся, делился жвачкой «Wrigley» с московскими подростками и менял значки на однодолларовые купюры, которыми в избытке запасся по совету Сьюзанн из туристического агентства. К моему удивлению, многие прохожие владели английским на весьма приличном бытовом уровне, и общий язык найти оказалось несложно. Где-то помогали жесты, а где-то рисунки. Балаган удался на славу, и я подружился еще с двумя канадцами – Пьером и Джоан Роуз, пригласивших меня на вечернее распитие бутылочки настоящего ирландского виски, который они успели купить в Duty Free в Хитроу.
От виски я отказался, заявив, что коль уж мы попали в Россию, то и пить нужно водку, квас, и армянский пятидесятиградусный коньяк «Двин», который так любил наш союзник – лорд Черчилль. Идея была поддержана и в баре «России» мы накушались по-русски (так, во всяком случае, считала Анна Козалевич – единственная в группе имевшая русские корни и поэтому ставшая беспрекословным авторитетом во всем, что касалось «рашн традишн»).
Вечером в номере, куда меня довели Пьер и еще какой-то англичанин, зазвонил телефон, и вкрадчивый голос на плохом английском поинтересовался, не желаю ли я скрасить свой досуг общением с «рашн пусси»? Помня краем сознания о возможных провокациях, я отказался, нагрубив безвестному сутенеру, пообещавшему в ответ показать мне при случае кузькину мать. Я послал его в задницу вместе с его матерью и «пуссиз». Мы препирались минут пять, пока обоим не стало смешно. Развеселившийся «гёрлз босс» пожелал мне спокойной ночи, и я не преминул этим воспользоваться, отключив телефон от сети.
На следующее утро была запланирована экскурсия в Троице-Сергиеву Лавру продолжительностью в восемь часов. Сказавшись больным от вчерашнего возлияния для столь далекого путешествия, я остался в гостинице.
Еще два часа я слонялся по коридорам «России» выпрашивая у добрых теток на постах аспирин и аскорбинку, потом собрался, сдал ключ и отправился в город – «посмотреть московский ГУМ».
Разумеется, ни в какой ГУМ я не поехал.
Мой путь лежал в сторону Каширского шоссе, на недавно открытую станцию метро «Кантемировская», неподалеку от которой проживал Валентин Аркадьевич Изотов.
Я позвонил в звонок незнакомой мне квартиры на четвертом этаже и, спустя пару минут дверь открылась:
– Здравствуйте, – приветливо сказала… Юленька Сомова, еще не узнавая меня. Потом глаза ее покруглели, распахнулись широко и она добавила: – Ты?!
– Здравствуйте, Юля, – растерянно ответил я.
Повисла неловкая пауза.
Она стояла передо мной в простеньком халатике, переднике поверх него. Совершенно без краски на лице – такая знакомая и близкая, такая, какой я ее помнил в лучшие наши годы. Мне невольно захотелось прикоснуться щекою к ее лбу, волосам, носу, вдохнуть ее запах. И я еле удержался, чтобы не сделать этого и через мгновение морок развеялся.
Она оценивающе смотрела на меня, одетого во что-то явно не со швейной фабрики «Красный октябрь».
А я думал о том будущем, что не случилось, но навязчиво вело людей друг к другу. Видимо, все-таки была в мире какая-то предопределенность.
– Как ты меня здесь нашел? – Спросила внучка Изотова.
Я пожал плечами.
– Кого там принесло, внуча? – раздался голос Валентина Аркадьевича из глубины квартиры.
– Это ко мне, дед, – строго ответила Юля.
– Нет, Юля, не к вам, – мне пришлось ее поправить. – К вашему деду.