Другой Путь

– Знаете, Георгий Сергеевич, я два года не только делами занимался. Я читал. Читал все то, что невозможно прочитать здесь. И вот что я вычитал. Примерно в то же время, когда художник Верещагин в чине поручика ездил по гарнизонам Средней Азии, набираясь впечатлений для вот этой картины, на другом конце света шла война[81]. И там этих черепов были не кучки, там горы громоздились до неба. Есть много точек зрения о причинах войны, о тех, кто ее развязал. Кто-то винит парагвайских диктаторов, возомнивших о себе невесть что, кто-то настаивает на том, что во всем виноваты безголовые бразильцы. Есть мнение, что войну развязали деятели из Британии, чьим пароходам было запрещено появляться в Парагвае, а банковские дома Бэрингов[82] и Ротшильдов[83] никак не могли втюхать парагвайцам – на тот момент единственной индустриальной стране в Южной Америке – свои кредиты. Но факты, факты: Парагвай до войны – ведущая южноамериканская страна без внешнего долга, без безработицы, без преступности, без инфляции, но зато со всеобщей занятостью, сытостью, образованием, которое, кстати, было бесплатным…

– Прямо СССР какой-то. Почему же в наших учебниках о том Парагвае ни слова?

– Наверное, потому что там социализм стал не результатом борьбы народных масс, а итогом кропотливой работы трех поколений диктаторов, понявших, что самым послушным гражданином будет довольный гражданин.

– А разве так бывает? Чтобы социализм шел сверху?

– В Парагвае было. Диктаторы Лопесы очень своеобразно для того времени взаимодействовали с внешним миром – брали не кредиты, а нанимали специалистов: инженеров, архитекторов, учителей. Выгнали из страны испанских колонизаторов, и национализировали их землю, на которой развернули фермерские хозяйства и самые настоящие колхозы – хозяйства с общественными основными фондами. Они назывались «Поместья Родины». Представляете?

– Смотри-ка, а мы все гадали – откуда эта замечательная идея? И что дальше?

– А дальше все просто – Парагвайцев втянули в войну, но сказать честно, они и сами были не против немного повоевать: нужен был выход к морю. А как только единственная водная артерия – река Парана, связывающая континентальный Парагвай с океаном, оказалась в руках бразильцев, вторгшихся в соседний Уругвай, война была практически предрешена.

– Везде одно и то же, – горько заметил Павлов. – Доступ к ресурсам, их более-менее справедливое распределение, транспортировка продукции до мест сбыта. Убери что-нибудь одно из этой задачи, и развитие будет невозможно.

– Везде одно и то же, – повторил я вслед за Павловым. – Потому что законы экономики везде одинаковы. И тот, кто ими владеет лучше, знает и использует нюансы и взаимосвязи – тот и правит миром. И по-другому – никак.

Павлов на пару минут призадумался, а потом спросил:

– Так что там с Парагваем?

– Война с Аргентиной, Бразилией, Уругваем. Истреблено почти все парагвайское население. Уж мужское – практически все. От полутора миллионов довоенных осталось двести тысяч после войны. Из которых мужчин – менее тридцати тысяч. Из прежних семисот. Тот самый геноцид, о котором так любят теперь орать честнейшие бритты и янки на каждом шагу. Огромные контрибуции победителям, «благородно» прощенные в 1948 году. Но и победители – Бразилия, Аргентина, Уругвай, оказались так измотаны этой войной, так опутаны военными кредитами Ротшильдов и Бэрингов, что почти сто лет расплачивались по своим векселям. Как говорится – ищи, кому выгодно?

– Это все познавательно и поучительно, но к чему это ты рассказал?

– К тому, что эти ребята никогда не допустят существование справедливого, успешного общества. Ключевое слово – «успешное». Голодные и нищие Северные Кореи нужны им как иллюстрация бесполезности социализма. И жить будут вечно – в качестве наглядного пособия.

– Но ведь у Ленина получилось?