Другой Путь

Она недоверчиво скосила на меня глаза, чуть повернув голову в сторону:

– А откуда вы его знаете? – И не дожидаясь ответа, крикнула деду: – Не, дед, это, оказывается, к тебе.

Она открыла дверь шире:

– Проходите, дед в комнате. Мемуары пишет.

– Спасибо, Юля. Думаю, он будет рад меня видеть.

Войдя, я сбросил кроссовки и ступил ногами на бордовую ковровую дорожку с зелеными полосами вдоль краев.

Изотов почти не изменился, старики вообще не подвержены времени. Он улыбался, рассчитывая, наверное, увидеть кого-то другого. Но вошел в комнату я.

Валентин Аркадьевич снял с носа очки.

– Сергей? Что-то случилось?

Я покачал головой:

– Ничего важного. Вот, прилетел навестить.

Я чувствовал запах и слышал тихое сопение стоящей за моей спиной Юленьки, и мне совсем не хотелось посвящать ее в наши дела.

– Проходи, гость, садись, – Изотов показал мне на диван у стены. – Это внучка моя, Юля. Она учиться сюда приехала. В институт тонких химических технологий. Третий курс уже. Будущий химик-технолог, мастер литья резиновых калош. А это – Сергей Фролов. Вот и познакомились.

– Мы немножко знакомы, – поправил я Валентина Аркадьевича. – Мы же из одного города, встречались как-то.

– Правда? – преувеличенно сильно удивился Изотов. – Вот бывает же такое! Чаю будешь?

Я не успел ответить.

– А вы что, тоже знакомы? – «Сообразила» Юля. – Интересно! А откуда, дед?

– Да уж, знакомы, – вздохнул Изотов. – Старые знакомцы – боевые, можно сказать, товарищи. Так ты сделаешь нам чаю?

– Со слоном, – попросил я.

– Соскучился по слону?

– Не представляете насколько.

– Хорошо. Внуча, чай со слоном для гостя завари.

Косясь на меня, Сомова вышла из комнаты и загремела посудой, зажурчала водой где-то на кухне.

– Юля, доча! – крикнул Изотов, чтоб его услышала внучка. И попросил, когда она появилась: – Сходи, пожалуйста, в магазин, купи нам коньяку, кое-что отметить нужно.

Пока она переодевалась, сервировала стол, принесла заварившийся чай, мы с Изотовым успели обсудить виды на урожай в текущем и будущем году, сравнить достоинства нашей и заграничной авиации, похвалить демократичность Горбачева и его шаги навстречу народу и приступили к «моему хобби» – парусным регатам.

Когда хлопнула входная дверь, разговор сразу изменился:

– Что стряслось? – Валентин Аркадьевич жестко оборвал мое повествование о лодках, которые я видел живьем только на фотографиях в журнале «Катера и яхты».

– Есть серьезные подозрения, что человек Павлова затеял свою игру. Хотелось бы выяснить у самого Георгия Сергеевича суть некоторых распоряжений.

– Сережа, это очень серьезные обвинения. У тебя есть факты или только догадки и «видения»?

– Я понимаю, Валентин Аркадьевич, что это не игра в бирюльки. Конечно, у меня есть факты. Мне нужен разговор с Павловым.

– Это ты уже говорил, – Валентин Аркадьевич положил очки, которые все еще держал в руках, на стол. – Я постараюсь все устроить. Ты же здесь… не совсем Сергей?

Я кивнул:

– Серхио Саура, американский бизнесмен и плейбой, собирающий коллекцию девичьих… скальпов.

– Вот как, плейбой? Хорошо, тогда позвони мне завтра из телефона-автомата.

Он продиктовал номер, который я сразу запомнил – был он достаточно прост.

– А теперь расскажи мне, как ваш план в целом? – Изотов уселся поудобнее на своем жестком стуле.

– Работаем как рабы на галерах, – пошутил я, вспомнив одного персонажа[80] из скорого будущего. – Думаю, все успеем сделать, если нам не станут мешать.

Я коротко рассказал ему о том, во что счел возможным посвятить деда. И спросил, как ему на самом деле нравится то, что делает нынешнее Политбюро?

– Ты представляешь, Сережа, я ведь сомневался в твоих словах. Каждый день, с тех пор как ты с Захаркой уехал к Павлову, я сомневался и искал твои ошибки в предсказании происходящего. Когда выбрали Генсеком Горбачева и когда он не встал во главе Верховного Совета, отдав этот пост Громыко, когда он провозгласил свою перестройку: «нужно чтобы каждый на своем месте ответственно делал свою работу – вот и вся перестройка», так он говорил по телевизору – я сомневался… Я искал в этих событиях какое-то несоответствие твоим прогнозам. Мне совсем не хотелось, чтобы они стали правдой. А поверил только когда в феврале из Политбюро выпнули Гришина и протащили туда обещанного тобою Ельцина. Вот тогда у меня отпали последние сомнения. Вот тогда я и понял, что ничего уже не изменится. Эти его популистские проверки прилавков магазинов и рынков, работы трамваев и троллейбусов, после которых ничего не менялось, кроме новых обещаний – так нагло и открыто к власти никто еще не рвался…

Я прихлебывал чай, слушая его рассуждения и изредка почти автоматически вставляя «ага, угу, конечно, да», но внезапно он остановил поток слов и спросил:

– Сильно Москва изменилась?

В этот момент скрипнул ключ в замке, и в дом вернулась Юля.