Другой Сценарий Или Бес В Красной Свитке И Русский Апокалипсис (СИ)

Великий прогрессивный переворот - всё стало с ног на голову. Прямо бахтинский карнавал, но под красной звездой! Верх стал низом, а низ таковым и остался, ведь все теперь равны и всё теперь народное. И мы теперь - боги, мы всё творим - человеческое, только человеческое. Бога нет - и смерти нет, не должно быть. Саморегуляция природы, от которой никто не ждёт милости. Гротескное народное тело, народ-Бог! Всё в нём и из него, вечный карнавал: воскрешение отцов, беременная старуха, рождающая могила - бесконечные повивальные бабки истории! И Ленин такой молодой - вечно живой в вечном холоде мавзолея... среди жрецов некрофилии! Великое оледенение для разжигания пожара мировой революции! Лёд и пламень не столь различны меж собой. Как в аду - Коцит и Флегетон, Флегетон и Коцит! И если мировой пожар так и не разгорелся, из пламени борьбы свобода погружается в ледяные воды охраны завоеваний народа. От врагов и её самой!

Вождь спит - народ спит. Все спят. И видят сны о том, как могильные камни проклятого прошлого обратятся в хлебы светлого будущего. Тишина, на земли мир и в человецех... отупение. Как там пелось у советского или антисоветского барда? Держава опухла от сна!? Жизнь есть сон? Под мудрым руководством партии и правительства. Клянёмся охранять сон вождя! В нём залог светлого будущего!

Профессор вспомнил, как у стен гранитной кунсткамеры выстраивалась очередь к вождю. Он покоился в тишине склепа, сквозь которую, как тени, без следа проходили вереницы потомков, лишённых собственной сущности и ценных для истории лишь как массы и классы, могильщики прошлого и движущие силы будущего. Они ползли в благоговении перед ликом "вечно живого", овеянные холодом мировых процессов. А он, всё так же ворочая в черепе сотней губерний, производил незримый отбор человеческого материала. Мамонт революции, оледеневший в вечной мерзлоте своих идей.

И до сих пор по ночам в пустом склепе угрюмый жрец некрофилии зорко следит за тем, чтобы не ослабело холодное адское пламя, обтекающее снизу прозрачный ковчег, где в мечтах всё плывёт по волнам революционного потопа несостоявшийся Ной, так и не достигший своего Арарата. Наверное, размышляя в пути о Рабкрине, он уснул и не заметил, что потоп уж иссяк и высох, и корабль его давно уже на мели. А может, ему всё чудится тот стальной запломбированный ковчег, послушный руке германского кормчего, в котором он средь бурь мировой войны плыл в революцию и дальше? Но в одном он мог быть спокоен - вокруг расплодилось странное племя, историческую миссию которого он предсказал.

Это был новый отросток - а точнее, мутант или полип на стволе эволюции. По виду тот самый homo, когда-то провозгласивший себя sapiens. Однако, если в нём что-то и оставалось от первого, то ничего уже не было от второго. Превзойдя своего допотопного предка, он шагнул дальше и достиг вершины развития, став весьма habilis в том виде высшей деятельности, когда - по желанию или по команде - требовалось к штыку приравнять перо и использовать то и другое в борьбе. Он боролся за и против, вместе со всеми и сам по себе, с врагом далёким, незримым и внешним, но особенно с близким и похожим на себя самого.

Так, ощетинившись штыками и перьями, сей homo захватывал одну экологическую нишу за другой на пустынной после потопа земле, покорял пространство и время и подвергал рабоче-крестьянской инспекции всякую тварь земную.

Теперь уже трудно сказать, какая именно ветвь древа жизни дала столь странный побег. Были то древние иглокожие или круглоротые, пресмыкающиеся или двуутробные, а может и панцырные - наука молчит. Установлено лишь, что по своему строению эти неведомые существа были похожи на первых четвероногих палеозоя. В третичный же период, когда хищники отточили свои зубы, а холоднокровные рептилии усовершенствовали процесс теплообмена с внешней средой, они, не утратив преимуществ тех и других, как и приматы, целиком сохранили локтевую и малую берцовую кости, а также пять лучей руки, из которых позднее развились пальцы, столь удобно державшие перо.