Читаем Другой в литературе и культуре. Том I полностью

Наряду с комическим ужасное позволяет выявить безобразное в Чужом. На связь комического с ужасным в архетипе Тени указывал К. Г. Юнг, рассуждая об амбивалентной фигуре трикстера. Будучи воплощением «коллективного образа Тени», совокупностью всех низменных черт человека, трикстер выше человека в силу его сверхъестественных способностей и ниже человека из‐за безрассудности и бессознательности. Он является недочеловеком и сверхчеловеком, животным и божественным созданием, угрожающей и смешной фигурой. Несмотря на вытеснение современной культурой бессознательных сил «мира первобытной тьмы», трикстер находит свое выражение в карнавальных мотивах[201]. В средневековой демонологии образы дьявола также представлялись амбивалентными. Дьявол – слабое, посрамленное существо и одновременно могущественное, грозное. Одним из орудий борьбы с дьяволом являлся смех, который должен был выразить презрение к нему и показать ничтожность его места в «Божественном доме бытия»[202].

Этот аспект находит воплощение в дискурсивных стратегиях уничижения оппонента, при котором соединение комического и ужасного принимает гротескные формы. Рассмотрим один из фотоколлажей газеты «Не дай Бог!» (1996), представляющий классический пример бартовской модели мифа[203] (ил. 1).


Ил. 1. Фрагмент газеты «Не дай Бог!» (1996. 11 мая. С. 6)[204]


Первое, на что мы обращаем внимание, – возраст демонстрантов: все они пожилые люди. Характеристика облика дается через невербальные компоненты коммуникации. Старость означивается как физическая непривлекательность (взъерошенные волосы, щербатость), несовременность (немодная одежда пожилых людей), агрессия (раскрытые, кричащие рты), оглупление и эксцентричность (один участник показывает «рожки», другой – забрался на ограждения).

Создаваемый таким способом отталкивающий облик персонажей приобретает политическую принадлежность благодаря красному цвету (красный флаг, красный цвет шляпы и шарфа (фото справа), красный фон слова «Первомай») и портрету В. И. Ленина. Это позволяет считать людей на фотографиях сторонниками коммунистической идеологии. А помещенная в правом верхнем углу фотография Г. А. Зюганова указывает на то, что эти люди являются представителями электората лидера КПРФ.

Фотоколлаж репрезентирует массовый характер мероприятия, убеждая в том, что эти люди собрались в одном месте и в одно время. Название статьи поясняет причину такого собрания. Это – праздник («Первомай»), который в газете принимает исключительно коммунистическую окраску с оттенком архаичности. Соединение рудиментарного праздника и его пожилых участников образует метафору ушедшей в прошлое советской эпохи, которая стремится стать будущим. Тем самым праздник превращается в антипраздник, вакханалию, апогей несуразности и агрессии.

Использование в названии статьи прецедентного высказывания – фрагмента некогда популярной песни («бабушка рядышком с дедушкой / снова поют эту песню») – создает комический эффект, подчеркивающий анахроничность участников праздника, архаичность коммунистической идеологии, превращает сторонников коммунистической системы в партию пенсионеров. А защищаемая этими людьми идеология приобретает смысл заезженной пластинки, текст и мелодия которой всем давно известны.

Карикатурное воплощение агрессии приверженцев возврата в прошлое репрезентирует гротескный карнавальный образ старости[205]. Насмешка над нелепостью противника предвосхищает победу над ним, подчеркивает тщетность и бессмысленность попыток возврата к прошлому, на смену которому грядет иное будущее. Акцентирование в фотоколлаже эйджизма по отношению к старшему поколению имплицирует молодость как альтернативу уходящему ветхому прошлому.

Одно из средств комического снижения оппонента – анимализация образа, которая, с одной стороны, подчеркивает его нечеловеческую (из иного мира) природу, а с другой – служит средством осмеяния. Для этого выбирается животное с негативными культурными коннотациями. Посредством вербальных и визуальных зооморфных аллюзий, метафор оно соотносится с образом противника. В зарубежной прессе издавна активно использовалась фигура агрессивного медведя, олицетворявшего Россию[206]. Также привычный для западной пропаганды образ России – осьминог, охватывающий щупальцами Европу или весь мир и персонифицированный как верховный правитель России (Николай II, И. В. Сталин)[207]. Зооморфные образы использовались в советской политической карикатуре на противников СССР. Например, в сатирическом журнале «Крокодил» (1952. 10 янв. № 1.) Конгресс США изображается как «змеиный питомник», из которого, разбивая купол, вырываются змеи, обозначенные как диверсия, террор, шпионаж[208].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука