Читаем Другой в литературе и культуре. Том I полностью

В последующие эпохи те или иные образы, культурные коды могут использоваться в политическом дискурсе не только в целях стигматизации противников, но и для актуализации преемственности власти или политической системы. Это отвечает и стратегиям воспроизводства идейного доминирования в пространстве политического дискурса, эффективность которых достигается посредством «ретроспекций» (Т. ван Дейк). Поэтому дискурсивные практики апеллируют к исторической и культурной традиции как способу легитимизации современной модели социальной реальности. Однако подобное апеллирование нередко обусловлено «автономией культуры» (Дж. Александер)[221], которая диктует применение того или иного кода. Например, в период Гражданской войны в России среди пропагандистских материалов встречаются плакаты противоположной идеологической направленности с общей прототипической основой. Это плакат Б. Силкина «Три роки соцiальноiї революцiї» (Киев, 1920), показывающий, как красноармеец поражает копьем змея, головы которого символизируют генералов антиреволюционных вооруженных сил (Колчак, Деникин, Врангель и др.). Другой плакат «За единую Россию» изображает белую армию в образе былинного богатыря, сражающегося с красным драконом, опоясывающим столицу России (ОСВАГ, 1919. Автор – VZ)[222]. Такой основой большевистского и антибольшевистского плакатов стал запечатленный в иконописи сюжет «Чудо Георгия о змие». Данный сюжет позволяет пропагандисту использовать мотив борьбы добра со злом и кодифицировать место каждой из сторон в их противоборстве. Возможности пропагандистского воздействия обусловлены тем, что визуальный код является инвариантом, который заполняется в зависимости от идеологических воззрений и предпочтений автора. А узнавание и восприятие данного кода, как и прочтение передаваемой с его помощью актуальной ситуации, становятся возможными благодаря включенности реципиента в христианскую культуру и наличию перцептивного опыта[223].

В условиях обострения политической борьбы «ретроспекции» могут использоваться в рамках дискурсивной актуализации модели войны, усиливающей внутригрупповую сплоченность, позволяющей консолидировать население и преодолевать социальные противоречия[224]. Система кодов при этом редуцирует многообразие оттенков отношений к оппозиции свои/чужие. Это, с одной стороны, отвечает потребности в ясном понимании происходящего, а с другой – пропагандистским задачам, исключающим возможность присвоения Другим положительных признаков, что чревато контаминацией кодов.

Данный прием активно применяется в избирательных кампаниях как способ социальной интеграции и мобилизации электората. Одним из главных условий применения этого приема является вовлечение в дискурсы как коммуникатора, так и аудитории. Такое вовлечение обеспечивает актуализацию фоновых знаний, образов прошлого, события которого еще свежи в памяти реципиентов и являются частью их жизни. Например, упомянутая выше антикоммунистическая предвыборная кампания 1996 года опиралась на когнитивную базу, которая была сформирована во второй половине 1980‐х – начале 1990‐х годов на основе публикаций в литературных журналах, книг, выпусков телевизионных передач, посвященных сталинской эпохе[225]. Другой пример: в ток-шоу «Поединок» (эфир от 24 ноября 2012 года) в выступлении В. В. Жириновского парафрастически воспроизводится характерное для 1990‐х годов выражение («криминальные разборки»). Оно реанимирует негативное отношение населения к криминализации различных сфер общества в 1990‐е годы, которое экстраполируется на оппонента: «Мы в криминальных разборках не участвуем, а вы участвуете».

Когда в политической коммуникации предвыборная борьба моделируется как война, а победа одного политика или партии над другим – как победа в войне, коммуникативные тактики нередко содержат аллюзии на исторических врагов. Приведем цитату из выступления политолога П. В. Данилина об активности политической оппозиции в период избирательной кампании 2011–2012 годов:

Эти люди не гнушаются ничем. У них блицкриг. Они готовы играть блицкриг и готовы совершить любые действия[226].

Здесь метафоризация политической активности оппозиции меняет статус политических оппонентов – от внутреннего чужого к внешнему врагу[227].

* * *

Дискурсивная репрезентация Чужого в той или иной степени эмоционально нагружена и обращена к смеху или страху. Юмористические или устрашающие сообщения моделируют отчуждение как процесс возникновения враждебной силы, противостоящей человеку извне. Это реализуется посредством комической или устрашающей гиперболизации отдельных черт Чужого, что порождает его несоразмерность человеческому бытию. Поэтому как комические, так и устрашающие образы Чужого делают его в известной степени карикатурным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука