Другой Зорге. История Исии Ханако

Беседа «под саке» затянулась до вечера. Писатель пригласил писательницу в другую комнату, устроенную уже по-европейски — со множеством книжных шкафов и диваном. Супруга мэтра подала еще саке, затем заказанный из ресторана ужин, а когда закончился и он, собственноручно приготовленные блюда. Лишь после этого она присоединилась к ним сама. Тут подошел еще один гость — Хасимото Эйкити, конечно, тоже литератор, во время войны служивший сапером и обращенный войною же в социалистическое мировоззрение, успешно дебютировавший в 1946 году новеллой «Вершина Фудзи». Теперь Ханако оказалась не писательницей, а в первую очередь женщиной: мужчины поудобнее уселись на диван и принялись обсуждать свои рабочие вопросы, уже полностью сосредоточившись на саке и перестав обращать внимание на дам. Лишь когда разговор двух мэтров был завершен, о Ханако вспомнили и проводили до станции Икэбукуро, откуда она и отправилась домой. Привыкшая быть фоном для мужских разговоров, бывшая хостес и не думала обижаться, тем более что у нее появилась новая цель, о достижении которой она не переставала размышлять, даже когда остальные забывали о существовании самой Ханако. Правда, Татэно денег так и не дал, но госпожа Исии не собиралась сдаваться.

Уже в октябре она получила гонорар в размере десяти тысяч иен за публикацию в «Дамском клубе» и, невероятно воодушевленная, посетила адвоката Асанума. Она преподнесла ему журнал и рассказала о своей идее собрать деньги на памятник Зорге с помощью пожертвований. К концу месяца и адвокат, признавший идею замечательной, внес свои пять тысяч иен. Объединив их с полученным гонораром, Ханако сразу же заказала гранитную ограду[62] могилы. Ее установили уже 3 ноября. А на следующий день самоотверженная женщина побывала на встрече писателей, среди которых присутствовали заметные фигуры того времени: Хосода Гэнкити, Самукава Котаро, Танабэ Моити. После заседания, как обычно, состоялся фуршет с выпивкой, и Самукава-сэнсэй поделился своими впечатлениями по поводу книги «Зорге как человек»[63]. Впечатления оказались не самыми восторженными. По выражению писателя, «ничто в книге его особенно не восхитило», за исключением одной сцены, которая заставила его не то что восхититься, а даже заплакать: та, где Зорге хотел излить Ханако душу, но так и не смог открыться. Прозвучало это неоднозначно, тем более что в конце своего монолога совсем опьяневший литератор вдруг заметил, что «Зорге умер, а вы-то живы…». Тут уж настал черед рыдать Ханако, которую вся пишущая братия дружно бросилась успокаивать. Самукава опомнился, и принялся заглаживать свою вину. В результате, как это часто бывает на подобного рода веселых вечеринках, все подружились друг с другом еще больше и, опять же — по одной из японских традиций, предписывающей менять в течение одного вечера несколько питейных заведений, отправились «проверять» один бар за другим. Места эти были хорошо знакомы собравшимся литераторам, в барах и кабачках-идзакая района Синдзюку знали и их самих: прямолинейного Самукава Котаро, Фукуда Киёто, Хотака, Танабэ, Мисоко и других. Слезы Ханако давно высохли, и она чувствовала себя на вершине блаженства в окружении сливок писательского общества, где все ее подбадривали, утешали и всячески давали понять, что она — равная, она — одна из них.

На могилу Зорге в день его казни, 7 ноября, Исии Ханако пошла одна. На этот раз там не было цветов и следов чужого присутствия, и следующие полтора месяца прошли тихо. 18 декабря ее пригласил в гости Татэно Нобуюки, и они встретились в уже знакомой ей европейской гостиной. Пока они разговаривали, жена писателя принесла книгу пожертвований, и Ханако убедилась, что Татэно сдержал свое слово, выделив на памятник Зорге пять тысяч иен.