Другу смотри в глаза (сборник)

Мы сняли коньки и пошли на площадь. На площади у нас всегда устанавливали красавицу елку, которая почти каждый год занимала по области первое место.

– Завтра Новый год! Не верится… – Саша вздохнула. – Володя!

– Ну?

– Ты из автомата стрелял?

– Стрелял, – соврал я.

– Страшно?

– Мы же не девчонки…

– Ты, значит, офицером будешь, да?

– Лейтенантом.

– А кто лучше, лейтенант или суворовец?

– Лейтенант, конечно.

– Хорошо быть мальчишкой…

– Еще бы! Мальчишки всегда солдаты. Кто вас защищает от врагов?

– А вам шпионов показывают?

– Бывает… – врал я с важным видом.

Зимний городок, посреди которого высилась сказочная елка, сплошь усыпанная огнями и игрушками, на этот раз показался мне особенно прекрасным. Даже в большом городе, где я учился, не было ничего похожего. Городок был окружен прозрачным, весь изо льда, забором, светящимся изнутри разноцветными красками – лампами. Всюду гирлянды света, елка медленно вращается и вся полыхает-переливается, толпы смеющихся, визжащих ребят, катушки, катушки в виде пасти льва, головы Руслана, в виде домика бабы-яги, а вокруг всевозможные звери – медведи, волки, лисицы, олени, все сплошь из светящегося льда и снега, вот великан Дед Мороз, а рядом – вырубленная топором, но искусно, изумрудная под светом Снегурочка…

Мы забыли с Сашей обо всем на свете; влились в общий поток, и пошло-понесло… Забирались на катушку, врезались в толпу, летели вниз – крик, визг, писк, смех; нечаянная подножка – все летят, в стороны и друг на друга, куча мала! куча мала! – смех, взрывы смеха, радость, счастье… И мы опять наверху, и опять вместе – и вот мчимся вниз, падаем, перевертываемся, смеемся… Летит в сторону моя шапка-ушанка с красной звездой, я ее ищу, ищу, едва нахожу, и мы без конца смеемся, смеемся…

Мы прощаемся около Сашиного дома. Она снимает с руки варежку и протягивает мне ладонь; я беру ее теплую ладонь осторожно и стыдливо, говорю:

– До свидания…

Она кивает и убегает. Все хорошо, все очень хорошо…

А дома, едва переступив порог, я попадаю в самые родные объятия; мама тискает меня, гладит, обнимает, смеется и плачет, шепчет: родной, родной, мой, исхудал… а вот это ты зачем, это зачем, откуда?.. И она ведет меня в большую комнату, где на столе лежит открытый мой чемодан, доверху набитый спелыми, яркими, сочными яблоками…

– Это все вам, на Новый год, – говорю я. – С наступающим Новым годом, мама! Подарок это… мой… – говорю я с трудом, потому что мама очень сильно обнимает меня и вдруг по-настоящему плачет.

– Родной мой… – шепчет она.

В училище каждый день нам дают яблоки, и вот я выменял у ребят на печенье, сахар, котлеты, компот много-много яблок, потому что яблок зимой в поселке не бывает никогда, а мама любит яблоки…

Я засыпаю в эту ночь в мягкой постели, на мягкой подушке, под ватным теплющим одеялом. Все хорошо, все просто прекрасно…

Завтра Новый год.

Я медленно засыпаю. Рядом со мной мое счастье, моя мама…

2

Утренний сон прерывается резкой командой: подъем! Распахиваешь глаза и еще не сразу понимаешь, что ты уже не дома, а в училище; позади вчерашние слезы и блаженный сон – воспоминание. Впереди – суворовская жизнь. Времени на размышления ни секунды. В казарме все кипит: мелькают простыни, одеяла, гимнастерки, брюки, портянки, сапоги. «Ррро-о-та, – уже слышится неумолимая команда дежурного сержанта, – вых-х-ходи строиться!» Ты не успеваешь, в спешке плохо наматываешь портянку, нога не идет в сапог… «Костоусов, вы что там возитесь? Сидорин, быстрей! Шулеков, оставьте постель в покое! Что? Я кому сказал! После будете заправлять! Минчук, хватит возиться с ремнем! Вы что, не слышали, форма одежды – гимнастерка навыпуск? Хватит пререкаться! Гладченко, вы у меня заработаете наряд вне очереди. Нечего смотреть невинными глазами. Марш в строй!» И уже через несколько секунд тот же голос командует: «Ррро-ота, равняйсь! Смирно! Направо! На зарядку шагом марш!..»

Выходим на улицу. Зима. Февраль…

«Рро-та, бегом марш!»

Наконец только приходим в себя. Холодно. Энергично работаем руками и ногами, чтобы согреться. Рассвет еще только наступает, тускло кругом… Рота за ротой выбегаем за училищную ограду. Пробежка; лица пылают, над строем клубится пар дыхания…

После зарядки, во время утреннего осмотра, в казарме неожиданно появляется командир роты подполковник Бондаренко.

– Товарищи суворовцы! – объявляет он застывшему строю. – В честь приближающегося праздника командование училища постановило провести многодневный лыжный поход. Каждой роте определен свой пункт назначения. Нашей роте приказано…

И когда я слышу, что приказано нашей роте, я не верю своим ушам. Я толкаю локтем Вальку, который стоит слева от меня, и выразительно говорю ему глазами: понял? Но Валька ничего не понял, и я зло и восторженно шепчу ему: «Да ведь это где я живу. К нам домой…»

– Левый фланг! Разговоры! – хмурится подполковник. – Сержант Пелипенко, у вас что там, взвод суворовцев или собрание базарных кумушек?

– Никак нет, товарищ подполковник! – отчеканивает командир взвода и грозит мне пальцем. – Взвод суворовцев, товарищ подполковник!