Друид

Как так вышло, что эти два малыша оказались на беличьем тракте одни? Кто принес их туда, и зачем? Может быть, это была вдова, которая не смогла бы в одиночку взрастить двух малышей и оставила их на самом популярном маршруте. Может быть вор, который смог умыкнуть из выезжающих саней маленькую котомку, в которой оказались два малыша, а не серебро или драгоценные камни. И таких «может быть», можно было придумать очень много, но ему не хотелось. Теперь это его дети, и он за них в ответе. А остальное, мы будем решать по ходу.

Умывшись и потрепав за ухом у Плинтуса, Дима, вместе с Ольхой, отправился на ярмарку. Там можно было и славно перекусить местными деликатесами, которые продавались на каждом углу. Сладкие сахарные леденцы, в виде всевозможных животных на деревянных палочках, блины с начинками всех видов и вкусов, жареное мясо на деревянных шпажках, пастила и сдобные баранки, а также, травяной чай.

Малыши терзали сиську Ольхи нечаянно ставшей мамашей, а Бишкек уминал блины со сметаной, потирая недавно переставший кровоточить нос. Возле их, словно из воздуха, появился человек, вот только он выглядел не как нормальный человек, но и не как оборотень. Хотя за последнее, Бишкек вряд ли мог бы ручаться.

Это был человек-кот, с раскраской тигра, только вместо оранжевого цвета шкуры, у него был белый, с отливом, мех. А ещё, четыре лапы, их вряд ли можно было назвать руками, что-то среднее между кошачьими лапами, и кистью человека. Он двигался в сторону Ольхи, державший перед грудью двух малышей, перекинутых в кошачью ипостась.

Тело сработало само, и через секунду, он уже стоял на пути ракшаса. Кошак, понял всё правильно, и не стал делать резких движений, чтобы не провоцировать оборотня, с ещё не засохшей под носом кровью, признаком недавнего насилия.

— Вы ведь не родные этим малышам? — сказал кошачий, изобразив какое-то подобие улыбки.

— А кто спрашивает?

Бишкек не думал ввестись на сильно показушную дружелюбность ракшаса, жизнь его давно научила, что не нужно бояться тех, кто сразу ведет себя агрессивно. А вот улыбчивый и приветливый незнакомец, зачастую держит нож в рукаве. В переносном смысле, конечно, хотя здесь, в Каэн-ар-Эйтролл, к этому выражению можно относиться и в прямом смысле.

— Саргарос, — ответил ракшас и скинул с верхней правой лапы, кожаную перчатку с массивными когтями, и протянул лапу для рукопожатия Бишкека.

— Бишкек, — отозвался Дима, всё ещё не сводя глаз с перчатки, на которой оставались следы высохшей крови. — Нехорошо, оружие нужно всегда держать в чистоте. — Произнес Бишкек, кивнув на перчатку.

— Обычное оружие, да. Но вот грязная перчатка, может и не убьет врага, но инфекцию в рану занесет обязательно, — пояснил он грязное состояние своего оружия.

И ещё несколько секунд они умышленно мерились взглядом, ни один из них не хотел проигрывать другому, даже банальную игру в гляделки. Может это и звучит со стороны как-то по-детски, но зачастую, всё решается еще до того, как кто-то достанет оружие вот в таких вот визуальных дуэлях. Глаза — это зеркало души, посмотри человеку в глаза и зачастую, можно сразу понять друг он или враг, станете ли вы друзьями до гробовой доски, или же врагами до неё же. И пока что, Бишкек не мог понять, кто перед ним.

— Котята, — ракшас вернулся к вопросу, по которому подошёл к молодому семейству оборотней. — Вы ведь приемные родители, так?

— А ты почему интересуешься?

Когда дело касалось Ольхи или малышей, в Бишкеке закипала нечто животное, наверное, приобретённая его часть, которая и позволяла перевоплощаться в Росомаху. А Росомаху, как известно, предпочитает обходить стороной, даже косолапый Хозяин тайги. Не боится, но и связываться не любит.

— Я — ракшас. — кошачий снова попытался изобразить улыбку. — А эти малыши — котята.

— Оборотни. — Поправил его Бишкек.

— Но котята. И я думаю, что в прайде, среди себе подобных, им было бы комфортнее, чем среди… с кем, кстати, имею честь?

— Хер тебе, усатый. — С вызовом произнес Бишкек, чувствуя, как волна трансформации захлёстывает его тело. — Кай и Герда, наши дети.

С этими словами, Бишкек оттолкнул ракшаса в его пушистую грудь частично трансформирующейся в когтистую лапу рукой, освобождая дорогу себе и провоцируя кошачьего. Это та самая линия рубикона, после этого, ракшас либо должен напасть и Бишкек к этому готов, либо отступить. Саргарос отступил, однако на его лице всё ещё блистала клыками улыбка.

— Вы ведь ещё не повенчаны, так? — спросил он, теперь уже ловя взгляд Ольхи, которая почему-то, начала его прятать.

Народ, как будто спинным мозгом чувствовал назревающий конфликт, и их уже обступила толпа праздных зевак, желающих развязки конфликта. А еще лучше, и чьей-то крови.

— Тебе какая разница, блохастый? — Бишкека никак не отпускало чувство, что он опускает какую-то мелкую, но очень важную деталь.

— Я тоже буду биться за руку этой молодой мамочки, — промурлыкал ракшас.

— Повтори, — процедил Бишкек.