— Или почти кого угодно, — добавил я не так уверенно. Внезапно я почувствовал смутное беспокойство. Напряженно вглядываясь вдаль, я заметил, что облако дыма, видневшееся на горизонте там, где у изгиба Ренуса горел оппидум рауриков, становилось все больше и чернее. Мне даже показалось, что я видел нечто, напоминавшее группу всадников, которые приближались к нам. Но расстояние было слишком большим, поэтому я ничего не мог сказать наверняка, хотя никогда не жаловался на зрение и даже считал его превосходным. Далеко не всем повезло в этом плане так же, как мне, — насколько я знал, врачей, лечивших глаза, было в Массилии больше, чем повитух.
— Ванда, взгляни-ка туда! Это всадники? — спросил я на кельтском. Мне уже порядком надоело говорить на германском, родном языке моей рабыни.
— Нет, мой господин. Ты говорил, что был из камня, когда появился на свет из утробы матери. Скажи, почему ты сейчас не каменный, а такой же, как и все остальные, — из плоти и крови?
Я с недоверием взглянул на Ванду. Сейчас у меня не возникало никаких сомнений относительно того, что она видела всадников и лишь пыталась сбить меня с толку, сменив тему. Словно прочитав мои мысли, она сказала:
— Я не видела никаких всадников, господин. Рассказывай дальше.
— Поскольку мне не терпелось как можно быстрее открыть собственный торговый дом в Массилии, я появился на свет на два месяца раньше, чем следовало. Мать моя умерла при родах, а отец — кузнец Корисиос — хотел вместе с дядюшкой Кельтиллом стать солдатом в армии римлян. Но его желание не исполнилось — он умер из-за загноившегося зуба, так и не дойдя до лагеря легиона, в котором они хотели служить. Вот так я стал сиротой. Целые дни я проводил на меховой шкуре, а родственники отца и матери заботились обо мне. Мое тело не слушалось меня. С восходом солнца мужчины выносили меня из дома, а когда наступал вечер или начинался дождь — заносили обратно под крышу. Немного позже, когда я, ко всеобщему удивлению, начал говорить, жизнь моя стала немного разнообразнее. Через нашу деревню проходило немало людей, с которыми я мог побеседовать. От нечего делать я начал учиться. Мои сверстники карабкались на деревья, швыряли камни в птиц или бегали наперегонки, я же просил объяснить мне, как добывают руду и соль, сколько времени нужно кузнецу, чтобы выковать меч, и где находятся Геркулесовы столбы [7]. Вот так учение стало моим любимым занятием. Позже, когда мои друзья начали учиться охотиться на диких зверей и обращаться с оружием, я выразил желание стать друидом. Тогда мне часто приходилось спорить с друидом Фумигом, который постоянно твердил мне, что я неизлечимо болен. По одному ему известной причине Фумиг не жалел ни сил, ни времени, пытаясь навязать мне свое мнение. Этот друид говорил, что мое тело убивает страшная болезнь, я же чувствовал себя совершенно здоровым.
Однако этот надоедливый старик чуть ли не каждый день пытался убедить меня в обратном. В своих рассуждениях и предположениях относительно состояния моего здоровья он пошел еще дальше: Фумиг утверждал, будто болезнь моя смертельна и вызвана якобы тем фактом, что в прошлой жизни я совершил страшное злодеяние, за которое мне приходится страдать в этой. Хотя на тот момент я не обладал и сотой долей тех знаний, которые есть у меня сейчас, я почти не сомневался в том, что разум старого друида отравил яд омелы. Я вознес молитву нашей богине Эллен, которая способна наслать на человека болезнь или же наоборот, сделать его здоровым. Нет, я не просил исцелить меня — ведь я не считал, что мое тело точит какая-то болезнь — я молил нашу богиню сделать так, чтобы Фумиг покинул мир живых, испустив дух, словно макрель на солнце. К моему величайшему удивлению, через несколько дней старик умер, а я первый раз в жизни попробовал римского вина. И не какого-нибудь, а настоящего фалернского. К сожалению, пить мне его пришлось в соответствии с глупыми обычаями римлян, то есть разбавленным водой. Надеюсь, теперь у тебя не осталось и тени сомнения относительно того, что боги в самом деле благоволят ко мне?
Ванда с недоверием взглянула на меня.
— Ты же говоришь, что твое тело было полностью из камня, когда ты родился. Значит, твои боги помогли тебе?
Такая настойчивость Ванды удивила и даже немного разозлила меня. От своей рабыни я не ожидал подобного поведения. Все время она казалась такой безразличной ко всему происходившему вокруг нее. Наверняка у жителей нашего селения сложилось впечатление, что она полностью смирилась со своей судьбой и ничем не интересуется. Я улыбнулся Ванде, но, думаю, она этого не заметила. Я продолжил свой рассказ: