Мандучис уже изрядно набрался. Успокоить его оказалось нетрудно. Он вяло озирался по сторонам, то и дело заглядывая в свою кружку, уже пустую к тому времени. Я снова подал знак Тарвосу. Он тут же отправился за новой порцией вина. Я подождал, пока торговец не выпьет, и сделал вид, что с нетерпением ожидаю продолжения разговора.
— Так что ты говорил о Цезаре? Чего он хочет?
— Э? Да, Цезарь... Новый губернатор. А чего тут думать? Если он и здесь станет таким же победителем, как в Иберии, если вернется в Рим с добычей, он заткнет за пояс даже Красса. Сенат может сделать его единственным консулом... — торговец помотал головой, с трудом удерживая мысль.
И тут в разговор вступил Рикс.
— Чтобы начать войну, надо иметь врага? И кто же станет его врагом? — сумрачно спросил он.
Ответа он так и не получил. В таверну ввалилась толпа римских офицеров. Сидящие в зале тут же уткнулись в свои чашки, а римляне потребовали лучшего вина в заведении и расположились за самым удобным столом поближе к дверям.
Возобновлять разговор не имело смысла. Над столами повисло молчание. Похоже, мы уже получили от Мандучиса все, что хотели, а выпито было столько, что вряд ли торговец наутро вспомнит о нас. Мы встали и ушли. Когда мы проходили мимо стола римлян, они проводили Рикса внимательными взглядами. Даже затрапезная одежда не могла скрыть его повадку воина, и римляне не могли этого не заметить. Наверное, они почувствовали огонь, горевший в душе моего друга.
Мы все дальше продвигались вглубь Провинции. Слушали. Смотрели. И узнавали все больше. Рикс был отличным спутником, он живо интересовался окружающим. Если его интерес к военным ослабевал, он тут же переключался на женщин. А они на него. Да, конечно, он оставался для них варваром, но каким! То и дело нам с Тарвосом приходилось вытаскивать его из постелей местных прелестниц, и временами ситуации становились довольно опасными. Однажды он так заигрался с женой богатого торговца оливковым маслом, что я едва успел перехватить хозяина большого дома перед воротами, давая время Ханесу с Тарвосом вытащить оттуда Рикса. Я сделал вид, что давно поджидаю почтенного человека, потому что интересуюсь поставками масла в свою Лохматую Галлию. Он явно был польщен, но смотрел на меня с подозрением.
— Трудно поверить, — сказал он задумчиво, — что мое масло любят даже далеко на севере... Как ты сказал, называется племя, от которого ты прибыл?
— Я еще не называл его, но теперь с удовольствием назову. Мы называем себя карнуты.
— Ах да, карнуты... У меня много покупателей среди эдуев и, кажется, они упоминали такое племя. Так ты говоришь, что готов заключить контракт? И на какую же сумму?
Честно говоря, я совершенно не представлял, о какой сумме может идти речь. А торговец ждал и пристально разглядывал меня. Пришлось собраться, представить себя торговцем, вызвать в себе дух наживы, и мне это удалось. Я почувствовал, как моя плоть послушно становится воплощением алчной заинтересованности, которую мне не раз приходилось наблюдать в людях Провинции.
Отставив ногу и приняв пренебрежительную позу, я задумчиво глянул на небо.
— Ну, это зависит от качества товара и от того, как скоро мы сможем получить его. Оливковое масло быстро портится, а лето жаркое.
Мы стояли на дорожке, ведущей к его большой белой вилле. За буйством цветов я видел дорогу, огибающую дом, а внутренним зрением следил за тем, когда на этой дороге появятся мои друзья.
— Мое масло разлито в каменные кувшины и запечатано, — разливался между тем соловьем торговец. — В этом виде оно хранится очень долго. Я могу отправить первую партию дней через десять-двенадцать. Или ты хочешь сам доставить товар своим землякам?
Мне пришлось сделать вид, что я обдумываю его предложение. Рикс все никак не появлялся. Сколько мне еще морочить голову этому почтенному человеку?
— Ты говорил, что торговал с эдуями? — словно бы вспомнил я.
— Да, там у меня есть клиент. Он считает мое масло лучшим из всех. Дела на севере я веду в основном через него.
В очередной раз сработала моя интуиция. Она подсказала мне следующий вопрос.
— Кто этот человек? Он может поручиться за тебя перед нашим племенем?
— Да ни одна живая душа в Галлии не усомнится в его словах! — Голос торговца зазвучал торжественно. — Это Дивитиак, вергобрет эдуев.