Друнь

Она остановилась и приблизилась к нему, теперь соединились не только их руки, но и губы. Долгий, жадный поцелуй на одно мгновение обжог обоих, он и был ответом на его вопрос. Кастусь крепко прижал Адель к себе и она всем телом старалась слиться с ним, глядя в его открытые глаза, а он в ее, и в них он увидел полумрак места, окруженного плакучими ивами и ту старуху, что встретил тогда, ночью на дороге. Он отшатнулся, видение неприятно поразило его, но в тоже время было в нем что-то тягуче-возбуждающее, даже приятное.

Оба они осторожно продолжили свой путь по тропе. Тишина, царящая вокруг, давила, она была почти осязаема, ощутима и странно, что ничто ее не нарушало: любой звук исчезал в густоте леса. И снова лето. Тропа потерялась в густо разросшемся подлеске. Как будто этой тропы никогда и не было. Они потеряли направление пути и жалкими взглядами окидывали окрестности сплошь зеленые из-за обилия буйно разросшейся листвы.

Кастусю показалось, что его кто-то окликнул позади, от резкого движения вправо, чтобы посмотреть кто там, свело мышцы в шеи, но он устоял от соблазна не видеть, того кто его звал, но обнаружив видимое обомлел. Перед ним метрах в десяти стояла Мария Петровна. Такая же какая была она в пору его юности. Обретя свою учительницу, Кастусь тут же потерял Адельку, так как повернувшись обратно, в ту плоскость, где пребывала девушка рядом с ним, он обнаружил, что уже не держит ее за руку и ее вовсе нет. Кастусь растерялся. Что делать он не знал. Объект его юношеских вожделений и его раннего плотского пробуждения был теперь рядом с ним. То, что в пору его безусой юности было недоступно и что в силу своей моральной ограниченности он скрывал и прятал от самого себя, теперь было перед ним. И очевидно само хотело осуществление его самых прикровенных и давних, прятавшихся где-то глубоко внутри него желаний. Но он теперь медлил. Тогда, очень давно, в те моменты, когда он, беседуя с Марией Петровной, вдыхал ее аромат, украдкой подглядывая в ту ложбинку, которая образовывалась между двумя женскими бугорками, они у Марии Петровны были такие изящные и аппетитные, что это было видно даже сквозь плотную материю платья: упругие, круглые, почти сферические и соски всегда прямо торчали, обозначаясь небольшими овальными кнопочками. Она теперь была здесь. И то юношеское воображение, которое так сладостно представляло ее в его сознании и выливалось во снах в дикие, необузданные оргии могло вполне реализоваться, так как запретное, как казалось, ушло, а необходимое, желанное могло совершиться. Он приблизился к ней на несколько шагов и уже протянул руку, чтобы потрогать то, что всегда подспудно хотел осязать в юности, но одернул их, вспомнив Адель. Любовь, чувство только что народившееся, не давало воли его вырвавшейся на свободу фантазии, ничем не сдерживаемой кроме этого доброго чувства. Тотчас исчез образ Марии Петровны. Теперь он один шел по тропе, и снова по осеннему лесу. Тропа обрывалась у крутого ската оврага, прорезающего лес поперек. Ступеньки, вырубленные в глинистой поверхности ската, вели на дно оврага к деревянному помосту, где Кастусь видел четыре фигуры. Он спустился вниз: троих Карновский сразу узнал, они стояли рядом друг с другом, слева Мария Петровна справа Адель, а в центре та самая старуха, теперь в образе Черной Дамы с откинутой вуалью и морщины на ее лице, как некие шрамы, были ужасны. Спиной к нему стоял четвертый, в таком же алом плаще, как и Адель. Почувствовав присутствие Карновского он повернулся к нему лицом: это был мужчина с черной, окладистой бородой, совершенно лысый. Его зеленые глаза пристально смотрели на Кастуся, уголок кривого рта чуть подергивался и когда он открыл его, чтобы сказать фразу, он еще больше искривился, придав лицу свирепое выражение. Он сказал:

— Я, Ярун, служитель Друникене. Ты — мой потомок и наследник моего служения. Возьми ту что тебе дорога.

Жрец отступил в сторону, склонив голову и указав на Марию Петровну и Адель. Каменное лицо старухи было непроницаемо. На этот раз Кастусь недолго колебался со своим выбором и взял за руку Адельку, которая никак не выразила своего чувства по этому поводу, обе они, и его бывшая учительница и Адель, будто спали с открытыми глазами. И взяв за руку свою любимую он услышал глухой голос старухи, которая разомкнула свои уста:

— Идите обратно по той тропе, что пришли сюда. Теперь она выведет вас в новый мир.

Они пошли и все было хорошо, и тропа была чиста и времена не менялись и они уже думали, что спокойно выйдут из леса и вернутся домой и все будет по-прежнему. Только Кастусь не знал, как по-прежнему, и возможно ли это — жизнь так как была. Он теперь ничего не знал. Но тропа вывела их к большому плоскому камню, серому и бугристому, похожему на брачное ложе, ждавшее их долгие века. Здесь тропа уже никуда не вела, только к камню, расположенному на большой полянке со всех сторон окруженной лесом.

* * *