Друнь

По дороге он рассказал отцам, что священный лес или как его иногда называли воображаемый уже в христианское время несколько раз вырубался, но всякий раз вырастал снова, еще лучше прежнего. И никогда не удавалось найти того самого места, где был камень, на котором приносилась жертва, будто оно неожиданно и бесследно исчезало, как только вырубался лес. Словно камень мог существовать лишь в его окружении. Они шли, и бархатистая трава ложилась вдоль земли под их тяжелыми шагами. Староста, как проводник впереди, отцы за ним. Общую группу замыкал отец Анатолий, и он на правах православного, т. е. человека, принадлежащего к истине, рассуждал вслух. В полголоса, но так что отец Казимир слышал его:

— Если это осуществление, то не кажется ли вам, коллега, что оно, возможно, будет не в нашу пользу? Я хочу сказать, тот в Кого мы верим будет ужасен, при проявлении этой формы?

Отец Казимир даже остановился, услышав такое, как ему показалось, кощунство из уст священника.

— Да вы гораздо блудливее нас в вашей вере. — Наконец произнес он и продолжил — Неужели вы думаете, что это будет Его выражение, неужели вы можете допустить такую мысль?

Отец Анатолий хитро прищурился и парировал:

— Это вы меня язвите? Вы, представитель той стороны, которая вечно пользовалась этой силой в свою пользу, даже не задумываясь о богословском оправдании таких деяний. Я же всего лишь задал вопрос относительно того, как вы можете совмещать это с верой в Того кого мы оба признаем как своего создателя.

Староста во время их разговора подозрительно косился на них, наконец и сам вступил в разговор:

— Отец Анатолий хочет сказать, что Друникене это проявление Божией силы?

Батюшка задумался. Было видно, что его борют некие страсти или точнее думы. Те думы, которые его давно и долго мучили. И он, зная что не согласовывается со своей верой, хотел озвучить их хотя с другой стороны он не видел противоречия и в этом был его ужас и не совпадение с общим делом.

— Думаю это не зло, — наконец ответил он.

— Т. е проявление этой силы есть благо? — в голосе монаха был сарказм

— Это просто проявление Божией силы, это Его благоволение. — в сказанном была уверенность убежденного человека. Отец Казимеш лишь скептически улыбнулся, отвечать было некогда — они вышли на поляну и видели Адель и Кастуся, застывших в объятьях друг друга посреди поляны, рядом с плоским камнем.

Смуткевич достал из ящика комода старый добрый парабеллум, подаренный еще дедом на его, Лявона, совершеннолетие. Пистолет был завернут в тряпочку и развернув его Лявон погладил любовно вороненую сталь. Затем сунул его в кобуру спрятанную под полой пиджака.

Он вышел на улицу: план его был прост — взять Гумия, а он не сомневался в его вине, пускай ведет к месту, где они приносят свои жертвы, и там всех схватить тепленькими. Добиваться сейчас ордера на арест, слишком большая морока, а Лявон чуял, что уже близок момент, когда они попытаются осуществить задуманное. Гумия он встретил на улице, рядом с его домом. Он выносил мусор. Смуткевич дождался пока тот высыплет и прямо, неожиданно, подошел к Гумию и приставив пистолет к его правому боку велел вести его к нему в квартиру. Кажется, тот не удивился вовсе, будто ждал, чего-то в этом роде, но высказался, строя из себя недоумевающего и будто он совершенно здесь не причем, мол куда вести. Лявон велел ему не шутить, заявив, что ему все известно и нет смысла отпираться. Гумий посмотрел ему в глаза, прямо и открыто (как только умеют преступники, подумал Смуткевич) и выразился как в старых интеллигентских фильмах: «Извольте». Он понял все, как показалось самому Лявону, отпираться не стал, а это очевидно выявляло его вину, однако Гумий возразил на его мысли:

— Я отведу вас к камню, его местоположение знает любой школьник

— К какому камню? — Не понял инспектор

— Где по преданию, в древности приносились жертвы Друникене

— Почему приносились? Вы хотите сказать, что вы сейчас их не приносите?

Гумий расхохотался, смех его был очень заразительный, так что сам Смуткевич стал опасаться, как бы не рассмеяться, тем более с детства был очень смешливый. Столярчук перестал смеяться и спросил:

— Вы всерьез полагаете, что вера в Друникене жива и ей до сих приносят человеческие жертвы?

— Я следил за вами и понял, что вы в этом участвуете и те убийства, ваших рук дело

— То, что ко мне приходят люди еще ничего не значит, мы просто собираемся у меня, такие же как я любители местной истории, читаем, обмениваемся мнениями и информацией, хотите и вы присоединяйтесь к нам? У меня как раз сегодня в два часа очередное заседание.

Смуткевич задумался. Собственная эта неплохая мысль — взять их всех вместе.

— А потом мы сходим к камню — Гумий еще один аргумент привел — Как на такую экскурсию. Вы же хотите все видеть, правда?