Дружественный огонь

Яари давно уже понял, что отец знает досконально обо всех деталях, касающихся жизни и занятий Хиларио – много, много больше, чем знал о своих сыновьях, когда те были детьми. И удивляться тут было нечему – английский язык отца был более чем минимален, так что общаться с обслуживающими его помощниками приходилось с помощью их старшего сына, а в процессе общения волей-неволей он познавал внутренний мир своего маленького переводчика.

– Ну, славно, – по-английски сказал Яари. – Но из меня – просто дух вон, так я устал. Так что первым делом давайте покончим со свечами…

Старший Яари дал знак Франциско, чтобы тот выключил свет, и мерцающее пламя осветило мальчика. После чего уже Хиларио зажег шамаш[9], свечу, которую он сжимал в руке, а от нее – остальные две свечи, что-то при этом нашептывая, без единой ошибки – это были два традиционных благословения, произносившиеся в то время, когда от «дружественного огня» вспыхивали огоньки в его маленькой глиняной ханукии. Закончив эту часть дела, он протянул другой шамаш Яари. Но тот жестом велел ему продолжать церемонию, и ребенок, раскрасневшийся от удовольствия, стоя на цыпочках, повторил благословения, пока нетвердой детской рукой зажигал свечи в подсвечнике старого джентльмена. После чего повернулся к матери, сидевшей в углу с малышкой на руках, и получил от нее разрешение исполнить ханукальную песнь. К облегчению Яари, это была не «Маоз Цур[10]», которую он ненавидел, но древний ханукальный напев, мелодия которого звучала для уха много приятней, а поскольку ни Франциско, ни Кинзи не знали слов и были не слишком тверды в мелодии, у Яари не оставалось иного выхода, как поддержать мальчика, дополняя его исполнение собственными вариациями.

После того, как церемония закончилась, отец осведомился, благополучно ли Даниэла добралась до дома Ирмиягу. Двумя днями ранее она заходила к старику попрощаться и подробно рассказала ему о цели своего путешествия, а поскольку при этом он проявил к предприятию неподдельный интерес, непрерывно кивая во время рассказа (но вовсе не по причине болезни, а, скорее всего, понимая и соглашаясь с ее доводами), он принял близко к сердцу все ее горести, тревоги и опасения, и теперь беспокоился за судьбу любимой невестки, путешествующей в одиночку по неведомой Восточной Африке.

Яари посмотрел на часы. Между Израилем и Восточной Африкой не существует разницы в часовом поясе, при нормальном течении событий самолет преодолел уже большую часть пути и должен был приземлиться менее, чем через час.

– Но Ирмиягу, он уже больше не посол там… – подал голос отец.

– Он никогда и не был послом, он был всего лишь советником по торговле в крошечной экономической миссии, которую ликвидировали сразу же после смерти Шулы.

В мягком мерцающем свете шести свечей Яари увидел, как на глаза старика набежали слезы; потом они залили его лицо, щеки, дрожь во всем его теле стала сильнее, а руки просто вышли из-под контроля. Он отвел взгляд от сына и устремил его в угол комнаты. Яари повернул голову и увидел, что жена Франциско воспользовалась моментом, чтобы покормить младенца. Несмотря на естественную смуглость ее кожи, сумрак, наполнивший комнату, не в состоянии был скрыть красоту обнаженной груди, трепещущие отблески ханукальных свечей еще более подчеркивали ее пышное великолепие, явно волнуя душу старика.

Надо будет сделать замечание Франциско, подумал Яари. Он не должен разрешать жене столь явную демонстрацию своего телесного богатства, выставляя его напоказ перед глазами старого, но, безусловно, живого человека. Тем более, что она кормит, одевает и раздевает его… и все это вместе с открывшимися ему картинами юной плоти может чересчур взволновать отца, вызвав непредсказуемые, пусть и несбыточные, желания.

Однако настоящий момент никак не годился для разговоров на подобную тему, особенно в присутствии мальчика, завороженного великолепной картиной вспыхивающих огней, так что Яари счел за лучшее помочь отцу отвлечься от созерцания обнаженной груди его сиделки, чуть сдвинув с места колеса инвалидного кресла, переключив отцовское внимание на чисто технологические проблемы аэродинамики, на грохот и завывание ветра в шахтах Башни Пинскера, ветра, который врывался откуда-то снаружи, просачиваясь туда, где его не должно быть, путями, которые оставались для Яари непонятными и таинственными.

18

Время прибытия было объявлено, и стюардессы оживились, вернулись к своим обязанностям, разнося по рядам пакетики с орешками и печеньем. Но англичанин, приканчивающий уже пятый из «положенных ему трех» стаканов «скотча», вовсе не собирался расставаться с неповторимым вкусом шотландского виски, обменяв его на какую-то кислятину, которую ему предложили взамен, великодушным жестом адресовал ее молчаливой пассажирке, сидевшей рядом. И в те считанные минуты, что оставались до приземления, она не только приняла этот неожиданный дар, но и успела задать несколько вопросов, касавшихся климата и много другого, что могло ожидать ее на этой земле.