Дружество Кольца

Трава под ногами стала вдруг упругой и ровной, словно на любовно ухоженном газоне. Лесная тропа обернулась аккуратной дорожкой, выложенной по сторонам камнями. Она взбегала на вершину зеленого холма; теперь, под звездным ночным небом, он казался серым. Потом снова повела вниз, и опять вверх. И тут, у подножия следующего холма, приветливо засветились огоньки окон. Неожиданно ярким желтым просветом распахнулась дверь. Там стоял дом — дом Тома Бомбадила. Позади него высился крутой голый отрог, а еще дальше смутно вырисовывались курганы.

И хоббиты, и пони мигом забыли об усталости, да и страхи почти развеялись.

— Гей, веселей! — зазвучала навстречу песня.

Гей-гей! Веселей! Прыг да скок, зверушки!
Скачут хоббиты резвей, коли ждут пирушки!

Скоро хором будем петь, и потом — друг дружке.

А затем вступил другой голос, наполненный извечной юностью самой весны, словно с вершин холмов полились звенящие серебристые струи:

Для начала воспоем радостно и бодро
Солнце, звезды, и луну, дождь, туман, и вёдро,
Листья, ветки, и цветы, и росу подлунную,
Берег, омут, и кувшинки, и, конечно, Бомбадила,

И подружку его — Золотинку юную.

Под это напев хоббиты ступили на порог, и их озарил золотистый свет.

Глава 7 У Тома Бомбадила

Хоббиты переступили широкий каменный порог и остановились, щурясь и моргая. Они оказались в невысоком, но длинном, просторном помещении, залитом струившимся отовсюду светом. На темном, гладком столе горели высокие желтые свечи, с низких потолочных балок свисали яркие светильники. В кресле у дальнего конца стола сидела женщина. Ее длинные волосы струились золотыми волнами, ниспадая на зеленое, словно молодой тростник, платье с серебристыми, точно капельки росы, проблесками речного жемчуга, перехваченное дивной работы золотым поясом в виде цепочки желтых кувшинок со вставками бледно-голубых незабудок. У ее ног, в неглубоких сосудах из коричневой и зеленой глины, плавали живые кувшинки. Казалось, она восседает на престоле посреди озерца.

— Милости просим, дорогие гости, — послышался чудный голос, который невозможно было спутать ни с каким другим. Именно она недавно пела для них. Робея, хоббиты сделали несколько шагов навстречу, и каждый отвесил низкий неловкий поклон. Чувствовали они себя так, словно попросили напиться у дверей хижины, а им отворила юная и прекрасная эльфийская королева в уборе из живых цветов.

Но пока они перешептывались, не зная, что сказать, прекрасная хозяйка перепорхнула через кувшинки и, смеясь, устремилась к ним. Платье ее шелестело, как ветерок в цветущих приречных травах.

— Входите же, милые друзья, — молвила она, беря Фродо за руку. — Смейтесь, веселитесь. Я Золотинка, дочь Водяницы, — и она, проскользнув мимо хоббитов, затворила двери, затем обернулась и, раскинув тонкие белые руки, воскликнула:

— Пусть ночь останется за порогом. А вы оставьте там свои страхи: не бойтесь ни туманов, ни древесных теней, ни темных омутов, ни неведомых чудищ. Вам нечего бояться, нынче вы под надежным кровом Тома Бомбадила.

От ее улыбки изумленная растерянность хоббитов поумерилась.

— Прекрасная госпожа Золотинка, — пролепетал наконец Фродо, чувствуя, как его сердце преисполняется дивной отрадой. Подобный восторг ему случалось испытывать, внимая чарующим голосам эльфов, но здесь чувство было иное: восхищение не столь острое и возвышенное, но более глубокое и земное, близкое сердцу смертного. Пред собой он видел существо чудесное, но не чуждое. — Прекрасная госпожа Золотинка, теперь мне внятно таинственное ликование, которое порождает в сердцах ваша песня.

О стройная тростинка! О чистая криница!
О животворная вода! О дева-водяница!
О весна, весна и лето — без зимы и холода!
О ручей! О ветерок! Извечна ты и молода!

Неожиданно он запнулся, дивясь тому, с его ли уст сорвались эти слова. А Золотинка рассмеялась.

— Добро пожаловать, — снова пригласила она. — Я и не ведала, что хоббиты мастера на сладкозвучные речи. Но ты, конечно же, Друг Эльфов: звонкий голос и свет в твоих глазах вещают об этом. Вот радостная встреча! Садитесь, располагайтесь — хозяин скоро вернется. Он обихаживает ваших лошадок, тоже ведь заморились, бедняжки.

Хоббиты охотно уселись в низенькие, сплетенные из тростника кресла. Золотинка захлопотала у стола, а они не сводили с нее глаз, ибо дивная грация движений зачаровывала не меньше, чем ее голос, наполняя сердца тихим восторгом. Со двора доносилось веселое пение. То и дело, среди всяческих «Том-бом» да «Бим-бом-бил» различался припев: