Дружество Кольца

Ветер — или что это там было — неожиданно прекратился. Кроны больше не раскачивались, листья обвисли на неподвижных ветвях. Прозвенел очередной куплет, и над тростником показалась затрепанная шляпа с высокой тульей и заткнутым за ленту длинным белым пером. Затем на тропу, приплясывая, выскочил и ее обладатель, человек… Впрочем, человек ли, сказать было трудно: ростом незнакомец намного превышал любого хоббита, а если и уступал большуну, то шума производил никак не меньше любого из этого неуклюжего племени. Плотными ногами, обутыми в здоровенные желтые башмаки, он топотал по тропе, что твоя корова, спешащая к водопою. На синюю куртку ниспадала длинная вьющаяся борода, глаза были синее синевы неба, а щеки красные, как наливное яблоко, изрезанное сотнями смешливых морщинок. В руках он держал большущий лист, в котором, словно в тазу, плавали белые кувшинки.

— На помощь! — закричали разом Фродо и Сэм, припустив к нему с протянутыми руками.

— Эй, там, не шуметь! Стойте где стоите! — пропел он, подняв руку, и хоббиты замерли как вкопанные. — Что за страсти да напасти, вы зачем кричите? Чур, кувшинок мне не мять и отвечать правдиво здешних мест хозяину, Тому Бомбадилу.

— Моих друзей дерево сцапало! — задыхаясь, выпалил Фродо.

— Господина Мерри дуплом защемило! — одновременно с ним выкрикнул Сэм.

— Заграбастал? — воскликнул Том, смешно подпрыгивая на месте. — Дядька Ива? Мы ему покажем! Зимней песней листья сбросим, корни стужей свяжем. Чтобы спал! Не баловал! И с дороги не сбивал.

Бережно опустив на траву свой поднос с кувшинками, он подбежал к дереву и, завидя торчавшие из дупла ноги Мерри, приник к щели и что-то тихо пропел. Слов было не разобрать, но результат последовал незамедлительно. Мерри пришел в себя и начал брыкаться. Том отскочил в сторону и, обломив ближайшую ветку, хлестнул дерево по стволу, напевая:

— Дядька Ива, перестань! Ишь чего надумал! Сцапал маленьких растяп, экий старый дурень. Бомбадил тебе велит — пей водицу вволю. Засыпай! А малышей отпускай на волю!

Потом он ухватил Мерри за ноги и вытащил из неожиданно расширившегося дупла. Тут же раздался недовольный скрип, и Пиппин вылетел наружу, словно получив напоследок хорошего пинка. По дереву, от корней до макушки, пробежала дрожь, и все стихло.

— Спасибо вам! — нестройно загомонили хоббиты.

Том весело рассмеялся.

— Ну а вам, малыши, — пропел он, наклоняясь и всматриваясь в их лица, — быть гостями Тома. Обо всем — о том о сем — потолкуем дома. Стол накрыт, там хлеб и масло, мед из сот сочится. Золотинка ждет давно, надо торопиться. Эй, живехонько за мной! Надо торопиться!

С этими словами он поднял свои кувшинки, призывно махнул рукой и, продолжая пританцовывать, двинулся по тропе на восток, громко распевая что-то уже совершенно невнятное.

Хоббиты, слишком удивленные и обрадованные, чтобы даже говорить, со всех ног поспешили следом. Поспешить-то поспешили, но довольно быстро отстали. Том скрылся с глаз, и голос его слышался все слабее и слабее. Потом, правда, песня, словно донесенная случайным порывом ветра, вновь зазвучала громко.

Эй, бегите, карапузы, вдоль Ветлинки-речки.

Том пойдет вперед, зажжет в доме свечки,
Потому что скоро солнце за холмы закатится.
Но никто на вас не станет в темноте охотиться —
Ни Ольха, ни Ива, ни ветки, ни коренья!
Том вперед пойдет, зажжет в очаге поленья,

Чтобы в доме — тили-тили! — для гостей было угощенье,
Чтобы — трали, чтобы — вали, — гости не скучали!

С последним куплетом все смолкло. Солнце почти сразу же скрылось за деревьями позади. Хоббитам невольно припомнилось, как поблескивают закатные лучи на темной глади Брендивина и вечерней порой одно за другим зажигаются окна Бренди-Холла. Здесь никаких огней не было. Над тропинкой угрюмо нависали деревья, из-под которых уже начал выползать белесый туман, такой же, какой поднимался над рекой.

Идти становилось все труднее: путники устали, и ноги казались просто каменными. Из камышей и кустов доносились странные шорохи, а стоило хоббитам поднять глаза, как в призрачных сумерках начинали мерещиться какие-то жуткие, шишковатые рожи — не иначе как деревья следили за ними с затаенной злобой. С каждым шагом они все больше чувствовали себя угодившими в дурной сон, который никогда не кончится.

Но он все-таки кончился. Когда хоббитов и ноги-то уже почти не несли, тропа плавно пошла вверх. Послышался мелодичный плеск воды — туман и брызги поднимались над маленьким водопадом. Лес закончился: темные деревья и мутное марево остались позади. Впереди лежал травянистый луг, а спрыгнувшая с уступа и по-прежнему бежавшая рядом Ветлинка казалась уже не угрюмой и подозрительной, а приветливой и веселой. По ее струистой поверхности разливался свет звезд.