Сопровождающие Улькена слуги подвели коней Добрыне, Алене и Марье. Все вскочили в седла и неторопливым шагом поехали в сторону ханского кочевья. Бурку, все еще слабого от обезвоживания, Добрыня повел в поводу. От слегка хмельного кумыса настроение Добрыни заметно поправилось, и он с радостной улыбкой оглядывал зеленеющую степь.
— Господи! Как хорошо жить-то, — прошептал он чуть слышно.
Но ехавшая с ним бок о бок Алена услышала. И не преминула задать вопрос.
— Отчего же ты тогда в курган живым спустился, Добрынюшка? Нешто кто тебя заставил?
— Да не заставлял никто, — нахмурился он. — Я тогда как Марью на пиру у хана Гонзака увидел, так словно ума лишился… Чашу вина она мне поднесла. И влюбился я без памяти.
— Приворотное зелье? — уточнила шепотом Алена и оглянулась на Марью. Та ехала чуть поодаль и их разговора явно не слышала.
— Да что ты, Аленушка, все с ног на голову переворачиваешь? Неуж-то я приворотного зелья бы не отличил? Просто раньше как-то все мельком на нее смотрел. Не мог разглядеть красоты ее. А как она подала мне тогда вина, — Добрыня сглотнул. — До чего ж она мне показалась хорошенькой, такой беззащитной, нежной, хрупкой, что кажется, дунь ветер, и переломится… Эх. Так вот и поженились. Скажи мне кто раньше, что жениться по басурманскому обычаю буду, ни за что бы не поверил… Неделю мы к свадьбе готовились. И всего-то неделю вместе пожили. А потом заболела она вдруг, ни с того, ни с сего. То за голову возьмется, то за сердце. Что-то, говорит, Добрыня, мне не можется. Позови-ка ты, Добрыня, лекаря… Лучшего лекаря ей позвал, того, что хана всегда лечил. Лекарь назначил, какие ей пить отвары и травы. Никого не велел к моей лебедушке пускать. Сам у ее постели денно и нощно дежурил. Но ничто не помогло. В три дня умерла моя милая. И на смертном одре лежала, словно живая. Только недвижимая, бледная, — Добрыня шмыгнул носом. — Тут такая тоска меня взяла. Весь белый свет без нее стал не мил. Ну, я и говорю им — раз уж судьба у меня такая, то на земле мне все равно больше счастья не будет. Хороните меня, други, вместе с ней в курган!
— То есть, это ты сам придумал, чтобы тебя с ней в одном кургане? — уточнила Алена.
— Не сам, — замялся Добрыня. — Есть тут у них такой обычай. Если кто по тому обряду, как мы с Марьюшкой, венчается, то надевают на них золотые браслеты. Как знак самой жаркой и самой верной любви. И если кто из них первым умрет, то и другой после того живет недолго. А порой их и одновременно в курган зарывают. Одного супруга мертвого, другого — живого. Ну вот, я и решил, по обычаю…
Они подъехали уже довольно близко к становищу.
— Ты сам решил? — Алена, недобро сощурившись и откинув за спину косу, посмотрела на Марью. Та глядела обеспокоено по сторонам, словно бы выискивая взглядом кого-то.
— Коли я б не захотел сам за ней в могилу сойти, кто бы сумел меня принудить? — богатырь тоже обернулся и глянул на Марью. Кисло улыбнулся. — А ведь уезжал я из дома совсем с другой мыслью. Надоела мне тогда Настасья… Знаешь, я ведь женился, в Новгороде…
— Знаю, — кивнула Алена.
— Ну вот, — Добрыня облегченно вздохнул, избавленный от необходимости что-либо объяснять. — И так тошно стало мне жить при жене, да при матушке. Решил — поеду в степь, развеюсь. Глядишь, тоска и пройдет. А потом увидел Марью и обезумел будто. Думал, ничего мне теперь кроме нее не надо…
— А теперь так не думаешь?
Добрыня замолк, словно бы прислушиваясь к себе, да так и молчал, пока они не въехали в становище.
Глава 6
Под ликующие крики ханских родственников и слуг кавалькада с Улькеном и Добрыней во главе остановилась среди юрт. Новость о том, что Добрыня вышел живой из кургана, все встречали с ликованием.
— Любят тебя здесь, — утверждение Алены прозвучало одновременно и как вопрос.
— Да, — богатырь махнул рукой. — Помог я им маленько.
— Маленко! — услышавший эту часть разговора Улькен возмущенно замахал руками. — Зачем такой скромный, Добрыня? Маленко белого волка убил, который каждый день уносил из стада лучшего барана. Никто поймать не мог, никто убить не мог. А он маленько убил!
— И что же, это был обычный волк? — поинтересовалась у Добрыни Алена.
— Зачем обычный? Такой злой волк был! Сильный колдун был!.. Обычный волк кого может тут испугать? Волков боятся, степь не ходить! — засмеялся Улькен. — Белый волк был сильно колдун. Зло держал на Гонзак, мой отец. В ханском стаде лучший баран каждый день уносил!
Улькен, старший сын хана Гонзака, пригласил всех в свою юрту, и там начался настоящий пир. Полились рекой кумыс и арака, слуги принялись разносить гостям лепешки, шурпу — мясной бульон в больших пиалах, и парное баранье мясо. Добрыня с волчьим аппетитом набросился на еду, а Алена, усевшись с ним рядом, продолжила свои расспросы.