Друзья. 25 лет вместе. Как снимали главный сериал эпохи

Брайт отложил свою жизнь на десять с лишним лет, пока работал над «Друзьями» и «Джоуи». Это была невероятная, единственная в жизни возможность, за которую любой в телеиндустрии с радостью пожертвовал бы чем угодно, но одно дело – представлять себе такие жертвы абстрактно, и совсем другое – сталкиваться с этим в реальности.

У Брайта и его жены Клаудии были маленькие дети, когда первый эпизод «Друзей» вышел на экраны. Создание такого хита, как «Друзья», означало десять лет работы до позднего вечера, десять лет пропущенных обедов и родительских собраний, игр и спектаклей. Это означало, что он не сможет поужинать с женой в будний день, посидеть с сыновьями, посмотреть бейсбольный матч или почитать книгу перед сном.

Когда «Джоуи» закончился и адреналин, необходимый для производства новых серий успешного сериала, неделя за неделей в течение более чем десяти лет, наконец, утих, Брайт подвел итоги своей жизни и понял, что пропустил значительную часть детства своих детей. В то время как он помогал заполнить эфир вечера четвергов NBC, его дети выросли из маленьких мальчиков в молодых мужчин.

На телевидении не было работы с гибким графиком, которая позволяла бы успевать домой к ужину. Создание успешного телевизионного шоу – это работа от шестидесяти до восьмидесяти часов в неделю. (Если уж на то пошло, как и создание неудачного телевизионного шоу.) Вы должны были полностью посвятить себя работе, и когда наступали выходные, вы были слишком уставшим, чтобы делать что-то еще, кроме восстановления сил перед утром понедельника.

«Джоуи» был ужасно неприятным опытом для Брайта, и когда все закончилось, его жизнь рухнула. Он расстался с женой и уехал из Лос-Анджелеса, получив должность в своей альма-матер, в колледже Эмерсон, где преподавал студентам историю телевидения. Брайт выбрал колледж Эмерсон, чтобы быть ближе к своим сыновьям, учившимся в колледже на Восточном побережье, и ему нравилось чувствовать себя самым близким к ним в течение их студенческих лет.

Успех «Друзей» и неудача «Джоуи» позволили Брайту понять, что его сердце больше не принадлежит телевидению. В индустрии были люди, которые не могли жить без этой работы и были вполне уверены в том, каково их место в мире. Кроме того, Брайт признавал, что многие люди вынуждены были продолжать работать на телевидении, чтобы прокормить свои семьи. Но Брайту больше не нужно было этим заниматься, и идея создать еще одно популярное телевизионное шоу, найти еще одну возможность, которая разлучила бы его с семьей, совершенно его не привлекала.

Через четыре года Брайт сошелся с женой и вернулся в Лос-Анджелес. Он был чрезвычайно горд всем, чего достиг на телевидении, но также знал, что, вероятно, больше не будет этим заниматься. Он снял фильм о своем ученике в Школе Перкинса для слепых в Массачусетсе и еще один – о последних месяцах жизни своего отца. Ему нравилось рассказывать разные истории и работать в менее мучительном темпе. После «Друзей» была жизнь, и он больше не хотел работать на телевидении.

* * *

За «Друзей» приходилось платить. Многие люди мечтали о славе, пытались ее добиться, считая ее силой, которая поддерживала их стремления. Слава меняла людей до неузнаваемости, перестраивала то, что когда-то было унылой тяжестью обыденности, во что-то воздушное и наполненное магией. Шестеро молодых людей, превратившихся в представителей поколения Х, были вынуждены бороться с неожиданными издержками успеха.

Уже после «Друзей» Мэтт Леблан будет давать интервью в прессе о том, как повлиял успех шоу на них. «Образно говоря, мы никогда не сможем уйти со сцены, – сказал Леблан Уоррену Литтлфилду. – Пока не можем. Мы все еще на сцене. И она будет преследовать нас вечно». Те, кто завидовал им, не слушали его, но слова Леблана говорили о чем-то глубоком, с чем столкнулись актеры. Отчасти это было связано со сложностью смириться с тем, что им еще не исполнилось сорока лет, а они уже знали, как будет выглядеть первая строка их некрологов. Более того, его слова также отражали пустоту, порожденную славой. Щупальца славы не давали актерам ощутить жизнь такой, какой они ее помнили до того, как стали известными, а после того, как слава начала отступать, актеры уже не знали, как вести себя иначе.