Друзья

Мрачное помещение без окон освещалось тусклой пятнадцатисвечовой лампочкой. В углу стояла койка, застеленная одеялом, возле двери — параша, из-под деревянной крышки которой просачивался удушливый запах хлорки. Миклошу пришли на память слова Чухаи: на допросах надо молчать, пусть тебя истязают, пусть даже замучают до смерти. Тут-то, мол, и выяснится, мужчина ты или жалкий трус. Конечно, легко такое говорить, коли самого никогда не пытали. Миклош знал: Балинт Чухаи ни разу не попадал в подобные переделки. «А моего отца истязали — да еще как! Кстати, он никогда даже не заикался о том, что ему пришлось перенести. Интересно, почему? Этого мне уже никогда не узнать. Может, и до смерти замучают — с них станется. И как раз сейчас, когда война близится к концу!» Ему вспомнилось, что говорила на днях Амалия. Советские войска уже ведут бои в Трансильвании, и стоит им обогнуть с юга Карпаты, как они двинутся на Алфёльд. Сейчас август; если все сложится удачно, к рождеству вся территория страны будет освобождена. Имре тогда сказал, что негоже сидеть сложа руки, когда другие воюют. Амалия принялась терпеливо разъяснять: незачем сейчас лезть на рожон. Они могли бы, конечно, перебраться через Драву к партизанам, но это будет нарушением инструкции. У них пока другая задача, не менее ответственная. Ведь то, что они делают, — тоже одна из форм борьбы. Поскольку борьба — это не только физическое уничтожение противника. Так что доставка листовок в Печ и Надьканижу — дело исключительной важности и далеко не такое безопасное, как кажется. А сразиться с врагом в открытом бою они еще успеют. «Без оружия», — саркастически бросил Имре. Амалия улыбнулась. Насчет этого беспокоиться нечего, сказала она, оружие есть, и, когда подойдет время, они его получат. Сообщила также, что в Будапеште Фронт освобождения готовит вооруженное восстание. Фронт освобождения? Они и понятия не имели о существовании такого фронта.

Миклош прижался лбом к холодной стене. Вот и настал конец его борьбе… Откуда-то издалека донесся сигнал воздушной тревоги. Дверь камеры отворилась, и молоденький жандарм махнул ему: на выход. Миклош узнал этого парня, даже имя вспомнил — Янош Такач. Отец его заведовал на фабрике складом сырья.

Миклош приблизился — Янош Такач надел на него наручники.

— Не очень жмут? — В голосе жандарма прозвучало сочувствие.

— Нет, — отозвался Миклош, тронутый этим человечным отношением.

Перед тем как выйти из подвала, Такач прошептал ему на ухо:

— Тебя выдала Бори. Я думаю, тебе полезно это знать. Возможно, вам устроят очную ставку. Она тоже здесь. Но учти: я тебе ничего не говорил.

— Спасибо, — сказал Миклош. — Большое спасибо.

Пока они поднимались по лестнице, он думал о том, что вот и среди жандармов попадаются порядочные люди. Конечно, он помнил слова Амалии: «Многие понимают, что война, по существу, проиграна, и заранее обеспечивают себе тылы. Мало ли как все потом повернется». Ну что ж, даже если это и так, все равно он благодарен Такачу.

Они вошли в просторный кабинет. Там царил полумрак. В целях светомаскировки окна были занавешены плотными шторами, горела только настольная лампа, но и при ее тусклом свете Миклош сразу разглядел массивную фигуру Форбата. У стола стоял Харанги в штатском. Его Миклош тоже узнал, поскольку не раз видел в компании фельдфебеля.

— Снимите с арестованного наручники, — распорядился Харанги.

Молодой жандарм, выполняя приказ, ухитрился незаметно пожать Миклошу руку.

— Садитесь.

Миклош сел. Перевел взгляд с Харанги на Форбата. Тот насмешливо смотрел на юношу, а когда заговорил, в голосе его прозвучало злорадство.

— Я же обещал, что мы с тобой встретимся. Помнишь?

— Помню.

Харанги неодобрительно покосился на Форбата. Что за невоспитанный тип! Ведет себя так, как будто это он раскрыл заговор. Поручик с удовольствием сделал бы ему внушение. Жаль, при арестованном нельзя. Но ничего, дойдет очередь и до этого. Он предложил Миклошу сигарету.

— Спасибо, не курю. — «А если бы и курил, — подумал Миклош, — все равно не взял бы».

Харанги тоже не стал закуривать, убрал серебряный портсигар в карман.

— Ты знаешь, за что тебя арестовали?

— Понятия не имею.

— Подумай. Какой противозаконный поступок ты совершил вместе со своим приятелем?

— Ничего противозаконного я не совершал. И нет у меня никаких приятелей.

Харанги не терял выдержки, его трудно было вывести из равновесия.