Друзья

— Ну да, да! — кивнул головой Имре Давид. — Я хочу, чтобы Миклош Зала работал у нас главным инженером. Что тебе не ясно? — И добавил: — Он будет у нас работать, даже если тебе это не по нутру. Как подготовишь бумагу, принеси мне на подпись. Да, и не забудь вписать туда, что у парткома нет возражений.

— А написать, что у меня есть возражения?

— Это ты себе в блокнот запиши. А потом, когда исполнительный комитет будет утверждать кандидатуру Залы, можешь встать и высказать свое мнение. Но учти, я там тоже выскажусь. Поняла?

Шара кивнула и молча вышла. Вернувшись в свой кабинет, она первым делом позвонила Балинту Чухаи и рассказала ему о разговоре с директором.

— Спятил твой шеф, что ли? — удивился Чухаи.

— Не знаю, — ответила Шара. — Я с этим решением не согласна, но он велел мне подготовить бумагу для треста.

— Ну что же, подготовь, — промолвил Чухаи и, уже кладя трубку, подумал, что, кажется, пришло время поставить Имре Давида на место, а то он совсем зарвался — чего доброго, еще на голову сядет. Ведет себя так, будто не разбирается в политике.

Чухаи позвонил Каплару.

— Генрих, — сказал он, — у нас с тобой никогда не было разногласий. Надеюсь, что так будет и в дальнейшем. Дело вот в чем. Хегедюш, как тебе известно, ушел с фабрики. Откровенно говоря, мы о нем не жалеем. Но у нас нет сейчас главного инженера, и Имре Давид собирается ходатайствовать о назначении на эту должность Миклоша Залы.

— Я еще не получил официального ходатайства, — отозвался Каплар, — но могу сразу сказать: об этом и речи быть не может. Демагог, болтун, клеветник. Совершенно непригоден для руководящей работы. Мы с удовольствием его отпустим: здесь от него только лишние хлопоты. Пусть едет в Бодайк, только не на должность главного инженера. Не волнуйся, мы вам подберем подходящего человека. Дело пока терпит.

У Балинта Чухаи отлегло от души.

— Старина, в таком случае можно считать, что вопрос исчерпан. Ведь последнее слово за тобой… Как поживаешь? Что нового?

Они обменялись еще несколькими фразами и попрощались, условившись, что Каплар скоро приедет в Бодайк и обязательно отведает у Чухаи его знаменитое баранье жаркое. Чухаи был очень доволен собой. Ему удалось утрясти это щекотливое дело, не сказав ни единого слова против Миклоша Залы, так что угрызений совести он не чувствовал. Правда, и в защиту ничего не сказал. Ну, да это и немудрено, ведь он Миклоша с пятьдесят второго года не видел и понятия не имеет, чем тот сейчас дышит. За такой долгий срок человек может основательно измениться. Во всяком случае, у Каплара очень плохое мнение о Миклоше, а к его словам следует прислушаться, не зря же его назначили на такой высокий пост.

Имре Давид, естественно, обо всем этом ничего не знал. Он отправил письмо, а через три дня поехал с Евой в Пешт. В десять утра явился к Каплару. Тот принял его сразу, ждать не пришлось. Каплар уже изрядно поседел, но был все еще видным мужчиной: высокий, широкоплечий, он регулярно занимался теннисом и плаванием, благодаря чему и сохранил спортивную фигуру. Одевался он модно, но без излишнего шика. Каплар предложил Имре кофе, поставил на стол бутылки с кока-колой и без обиняков перешел к делу.

— Буду с тобой откровенен, Имре. Мне известно, что тебя с Залой связывают узы дружбы. Это ваши дела, и я не хочу в них встревать. Насколько я знаю, ваша дружба началась еще с детских лет. Мне понятно твое желание помочь другу. Я и не возражаю, чтобы ты взял его на фабрику. Но не на должность главного инженера. То же самое я сказал и Чухаи.

Имре удивленно взглянул на Каплара:

— Чухаи?

— Ну да, — подтвердил Каплар, ставя пустую чашку на стол. — Он звонил мне на днях по этому поводу.

«Странно, странно, — подумал Имре. — Откуда Чухаи мог узнать о письме? Не иначе Шари проболталась. Однако я что-то не пойму старика. То он хлопотал за своего племянника, теперь печется о Миклоше. Сам черт не разберет этого Чухаи».

А вслух сказал:

— Какие у тебя, собственно говоря, возражения против Залы? Член партии, учился в Москве, прекрасный специалист.