Читаем Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 полностью

Марко Буттино подробно рассматривает причины голода в крае, особенно в Ферганской области. Он приходит к выводу, что сокращение урожая хлопка и зерновых вызвало голод в 1916 году[1082]. Но, хотя сокращение урожая в тот год действительно имело место, оно не было сколько-нибудь значительным, в отличие от того, что было позже. Ферганская же область оказалась самой спокойной во время восстания. Однако для нас важнее, что в первую половину 1916 года там, как и везде, в пищу шли продукты прошлого года, да и хлопководы пользовались тогда сбережениями, заработанными в 1915 году. А этот год, по утверждению самого Буттино, отличался урожайностью. Также и по данным авторитетного исследователя туркестанской хлопковой промышленности тех лет, Вячеслава Юферова, 1915 год был необыкновенным по урожайности хлопка[1083]. В этой связи большего доверия заслуживает версия бунтовавших женщин, утверждавших, что торговцы, вынужденные продавать продукты питания по нормированным администрацией ценам, специально припрятали некоторые из них в надежде на повышение цены весной. Тем не менее настоящей причиной придерживания продуктов были циркулировавшие среди торговцев и купцов слухи о скорой инфляции[1084].

Буттино предполагает, что восстание было спланировано кочевниками[1085]. Что ж, наиболее активные действия киргизов и казахов пришлись на конец июля – первую половину августа 1916 года, т. е. происходили спустя месяц и более после издания царского указа, а значит, кочевники в какой-то мере могли подготовиться к восстанию. Но даже эта возможная подготовка не отменяет распространенного определения данного восстания как стихийного, поскольку нет никаких свидетельств о приготовлениях к нему до выхода царского указа. Да и вряд ли серьезная подготовка могла остаться не замеченной уездным начальством, или охранным отделением с его сетью осведомителей, или местными элитами, тесно связанными с русской властью.

Мобилизация на работы стала не только поводом к восстанию, но и дополнительной его причиной. Описанная ранее система дехканского хозяйства предусматривала тяжелую весеннюю страду и без молодых мужчин – а почти каждый второй из них подлежал призыву на тыловые работы – не могла функционировать. Поэтому восстание можно назвать антиколониальным по форме, но социальным по содержанию. Конечно, если бы угроза призыва не была столь масштабной, существовавший многие века механизм социальной поддержки, часто кровнородственной, мог бы преодолеть ее действие, что, собственно, и произошло после сокращения числа требуемых тыловых рабочих. Областные отчеты конца 1916 и начала 1917 года не зафиксировали массовых разорений. Из-за произошедшей потом революции и демобилизации рабочих неизвестно, чем этот ограниченный призыв мог закончиться для хозяйств при более продолжительном сроке работ. Распространению восстания способствовало и то, что оно пришлось на месяц рамадан, когда мусульмане чаще обычного собираются вместе для религиозных церемоний.

Отношение к русской власти ухудшилось уже в самом начале волнений – в результате выхода распоряжения об отдаче туземным населением поклонов всем офицерам и чиновникам. Наказанием за нарушение распоряжения была порка, от которой можно было откупиться штрафом[1086]. По замыслам администрации эта мера должна была поднять престиж русской власти. Но она привела к прямо противоположному результату. Коренные жители за долгие годы русского правления почти отвыкли от этого практикуемого в ханствах и эмирате наказания, и введение его в крае уже воспринималось не как традиционный способ воспитания населения, а сугубо как унижение. Кроме того, местные жители не могли не знать об отсутствии такого наказания в других частях империи, а это обстоятельство должно было вызвать особое раздражение. Все перечисленное привело к разочарованию русской властью, которое достигло наивысшей точки летом 1916 года. Среди местных мусульман даже распространился слух, что Кауфман обещал не вводить воинской повинности в течение пятидесяти лет после завоевания той или иной туркестанской местности[1087]. И поэтому призыв они считали нарушением данного обещания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука