Лояльность бухарских евреев к русской власти и аполитичность обеспечивали им если не симпатию, то по крайней мере нейтралитет со стороны многих представителей как местных, так и высших эшелонов власти. И в этом контексте аполитичности они не могли не рассматриваться в качестве экономического медиатора, полезного для власти в ее взаимодействии с мусульманским населением края. В полной мере осознать это многим консервативным представителям верховной власти мешали старые религиозные предрассудки и влияние русского национализма, усилившегося с 1890-х годов. Особенно симпатизировал русскому национализму бывший военный министр Куропаткин, занявший должность туркестанского генерал-губернатора в последние годы существования Российской империи. Он уже готовился начать новые гонения на бухарских евреев, но Февральский переворот 1917 года и приход к власти Временного правительства не позволили этим планам осуществиться.
Лояльность к властям и аполитичность бухарских евреев определялись не только их значительно выросшим за полувековой период русского присутствия в Средней Азии правовым и социально-экономическим статусом, но и все еще невысоким уровнем эмансипации. Лишь немногие из них получили до 1917 года светское образование в русских средних и высших школах. На еще более низкой ступени эмансипации стояли окружавшие их мусульманские этносы, что в какой-то мере было результатом политики ненасильственной аккультурации. Такая политика оказалась очень эффективной в условиях Российской империи. В отличие от нее эксперименты по русификации и эмансипации ашкеназских евреев и поволжских мусульман способствовали пониманию частью из них своего бесправного положения и, как следствие, недовольству им. В результате аккультурированное население присоединялось к оппозиционным правительству либеральным, революционным и национально-освободительным движениям, будь то какая-либо сионистская или джадидистская партия. Ведь, в противоположность многим странам Западной Европы, в России демократические преобразования значительно отставали от темпов эмансипации национальных меньшинств. Не готовые к принятию гибких решений, последние два императора отреагировали на сложившуюся ситуацию переходом к националистическому дискурсу. Прежняя имперская политика
Этот новый националистический дискурс хотя и коснулся бухарских евреев, но в конечном счете не оказал на них сильного влияния. А потому царский, или «русский», период, в сравнении с мусульманским и советским периодами, вошел в сознание многих бухарских евреев как «золотой век» их истории[1580]
. Рафаэль Потеляхов в 1934 году писал с грустью об этом времени: «За исключением нескольких льгот, которых нам не хватало… [бухарские] евреи пользовались там [в Туркестане] всеми правами граждан в торговле и промышленности, и не было ни в чем недостатка, а теперь [после революции] появились новые диктаторы, каких не знали, которые захватили все как саранча и перевернули жизненный уклад… не только забрали все добро, но и вытащили у нас души»[1581]. Конечно, слова Потеляхова, одного из самых богатых бухарских евреев, не могут в полной степени отражать коллективного восприятия. Но, учитывая вовлеченность большинства бухарских евреев в торговлю (что обусловило репрессивные меры против них после 1917 года и последовавшее обнищание этих людей) и их высокий уровень религиозности, следует признать – к подобному мнению могли бы присоединиться многие.Таким образом, отношение русских властей к бухарским евреям имело множество нюансов и оттенков, которые сильно менялись в зависимости от позиций часто сменявшихся туркестанских администраторов и от петербургских веяний. Это отношение неверно отрывать от времени и обстоятельств. А стало быть, нельзя считать верными для бухарских евреев в русский период их истории простые модели отношений, в основе одной из которых лежит якобы перманентная конфронтация колонизаторов и колонизируемых, а в основе другой – острый конфликт между православной властью и евреями.
Библиография
Архив аудиодокументов (ААД) Института современного еврейства при Еврейском университете, Иерусалим. Фонд 54.
Архив Института имени И. Бен-Цви, Иерусалим. Дело 84.
Архив Петербургского института иудаики (АПИИ), Санкт-Петербург. Фонд 5. Опись 5.
Архив рукописей Израильской национальной библиотеки (АРИНБ), Иерусалим. Фонды ARC 401738/29 – 30, L821, L822.
Архив Центра по исследованию и документации восточноевропейского еврейства (АЦИДВЕИ), Иерусалим.
Архив Шмуэля Моше Ривлина (АШР) в частном архиве Арье Ривлина, Петах-Тиква.
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Москва. Фонд 586 (использована копия, хранящаяся в ЦАИЕН, в фонде HMF/200).
Российский государственный архив Военно-морского флота, Санкт-Петербург. Фонд 1345. Опись 1. Дело 99 (использована копия дела, хранящаяся в ЦАИЕН, в фонде HM2/8452).