Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Наделенный широкими административными полномочиями, генерал-губернатор Кауфман пользовался большим авторитетом у туземного населения Средней Азии вообще, а у бухарских евреев – в особенности[277]. С его именем бухарские евреи связывали получение льгот по мирному договору с Бухарой 1868 года. В этом договоре он не сделал никаких уточнений, ограничивающих распространение его статей на евреев. Статьи договора взаимообразно предоставляли российским подданным в Бухарском эмирате, а эмирским подданным в России права свободного въезда, торговли и приобретения недвижимых имуществ[278]. Кстати, договор никак не ограничивал и российских евреев ашкеназского происхождения. На его основании к началу XX века относительно большое число евреев из черты оседлости переселилось в русские города-колонии, образованные на территории эмирата. Наплыв туда евреев вызвал обсуждение этого вопроса туркестанской администрацией и чиновниками Военного министерства[279]. Похожий договор был заключен Россией в 1872 году и с побежденной Хивой. Но его значение для евреев было мизерным, поскольку в этом ханстве, как уже указывалось, они почти не проживали.

Способствовало росту авторитета Кауфмана среди бухарских евреев и то, что он признал их выборных старост-калантаров в качестве чиновников низовой туземной администрации. Не могла не вызывать симпатии бухарских евреев и щедрость русской администрации на награды для них[280].

Завоевав в 1868 году Самарканд, русская администрация сразу разрешила бухарским евреям построить там синагогу. По окончании строительства они организовали праздник[281], так как накануне русского завоевания у них в Самарканде была лишь очень маленькая синагога, тщательно скрываемая от мусульманских властей – очевидно, из-за отсутствия разрешения на ее открытие[282]. Воспользовавшись полученным разрешением, бухарские евреи незамедлительно построили новую синагогу. Один русский путешественник, посетивший ее в 1870 году, отметил:

Трудно пересказать, с какой радостью и уважением они встречали каждого русского, пришедшего посмотреть на синагогу, с какой готовностью и гордостью показывали они ее устройство, с каким радушием они приглашали закусить с ними и выпить вина их приготовления. Синагога действительно отделана очень недурно…[283]

В середине 1870-х годов Кауфман поднял вопрос о праве евреев проживать в крае. Он собирался предоставить право «постоянной оседлости» здесь не только туземным евреям, но и ашкеназским[284]. Идея решения еврейского вопроса в России путем переселения ашкеназских евреев в Туркестан возникла еще в 1866 году[285], но в тот момент ее никто не поддержал. Возможно, уже тогда она понравилась Кауфману. Публицист Лев (Иегуда Лейб) Гордон описывает, как Кауфман во время приезда в Петербург в 1875 году сообщил ему, что «собственной властью объявил страну эту [Туркестанский край] входящей в черту оседлости евреев, будучи убежден, что для поднятия благосостояния этой первобытной страны, в особенности для развития в ней торговли и промышленности, русские евреи могут быть весьма полезны»[286].

Там же Гордон, в прошлом смотритель казенного еврейского училища в Тельши (ныне – Тельшяй), пишет о терпимости Кауфмана по отношению к евреям во время короткого пребывания последнего на должности генерал-губернатора Северо-Западного края (1865–1866)[287]. В какой-то мере это подтверждается обращением Кауфмана к еврейскому обществу Ковно в 1865 году с призывом изучать русский язык и проявлять лояльность к русскому правительству, стремящемуся дать евреям равноправие. Свое обращение он закончил словами: «Во мне же вы всегда найдете охотное содействие вашим интересам, если я увижу на самом деле стремления ваши к пользам общественного отечества нашего России»[288]. Этим заявлением он несколько смягчил русификаторский подход к евреям со стороны своего предшественника на посту генерал-губернатора – Михаила Муравьева. Угрожая штрафами, тот в январе 1865 года, незадолго до своего перевода из Северо-Западного края, требовал от еврейского населения обучать детей русскому языку в русских школах и прекратить использование «неуместного польского говора»[289]. В том же году Константин Кауфман написал известному публицисту и издателю Михаилу Каткову о важности приобщения евреев к русскому театру[290]. В июле 1866 года Кауфман даже принял сторону лидеров виленских евреев, противившихся публикации тенденциозной «Книги кагала» Якова Брафмана (но уже через год ей дал ход сменивший Кауфмана на этой должности Эдуард Баранов)[291].