Судебное давление было не очень эффективным методом воздействия на мелких и даже средних производителей хлопка, поскольку они были защищены от исков кредиторов упомянутым циркуляром местной администрации о невозможности отчуждать у них по суду минимальный участок земли, размер которого определялся для каждой области отдельно. Этой защитой дехкане широко пользовались, на что указывает просьба Кокандского биржевого комитета к Палену, в 1908–1909 годах проводившему в крае ревизию. Правление биржевого комитета просило сократить размер минимального надела только для того, чтобы обязать дехкан соблюдать соглашения с фирмами о поставках хлопка[533]
.Такая ситуация была результатом распространения на туркестанских дехкан протекционистской политики по отношению к русским крестьянам Внутренней России. Эта политика мужиколюбия ставила местного хлопкового предпринимателя в трудное положение, поскольку в то же время администрация делала все от нее возможное для погашения разорившимися фирмами долгов московским банкам[534]
. Предприниматели – бухарские евреи, с одной стороны, по опыту зная, что в случае их банкротства русская администрация и суд предпримут к ним жесткие меры[535], а с другой стороны, заботясь о сохранении репутации в коммерческом мире, всячески старались избежать банкротств. Согласно Журналу общего присутствия Туркестанской казенной палаты от 24 ноября 1890 года, в крае не было ни одного случая торговой несостоятельности бухарских евреев[536]. Через десяток лет министр финансов Сергей Витте отмечал: «…в то время как торговцы сарты и другие весьма часто оказываются несостоятельными, [бухарские] евреи почти никогда не доводят своих векселей до протеста»[537].Избежать банкротства, обусловленного стихийностью рынка, помогало вкладывание средств в разные отрасли предпринимательства – например, в торговлю шелком, хлопковым маслом, табаком, сахаром, а также, как будет рассмотрено в четвертой главе, вкладывание средств в недвижимость. Но, поскольку продажа хлопка текстильным фабрикантам в обмен на мануфактуру была доминирующей отраслью деятельности бухарско-еврейского купечества, другие отрасли часто не могли компенсировать убытки. В таких случаях помогала коллективная ответственность элитных семей за репутацию субэтноса в глазах колониальной власти. Эти семьи могли помочь друг другу или купцам, стоявшим на более низких ступенях неписаной иерархии. Именно такими соображениями руководствовался Натан Давыдов, когда помогал другим предпринимателям, оказавшимся на краю финансовой катастрофы[538]
.В газете «Закаспийское обозрение», в связи с характеристикой состояния торговли в Самарканде, отмечалось, что в обстановке острой конкуренции хлопковые фирмы, взяв кредиты у московских компаний и раздав дехканам задатки, попадают в значительную зависимость от поставок хлопка. Поэтому эпидемия холеры 1892–1893 годов, не позволившая дехканам собрать урожай, разорила многих хлопковых предпринимателей и оптовиков[539]
. Касаясь затем статистики банкротств на мануфактурном рынке Самарканда, автор публикации отмечал, что мусульмане контролируют 20 % мануфактурного рынка, а бухарские евреи – 80 % и при этом за последние восемь лет в Самарканде «на пять еврейских банкротств в сумме на 515 тысяч рублей произошло семь банкротств [сартов] на 348 тысяч рублей. Расплатились евреи за 325 тысяч рублей, или около 45 % своего долга, а сарты за 75 тысяч рублей, или около 22 %. В этих цифрах отчасти следует искать причины, почему Москва, несмотря на свои традиции, охотнее вступает в торговые сношения с азиатскими евреями, чем с сартами»[540].Английской путешественнице и антропологу Аннет Микин, посещавшей Европейскую Россию и Среднюю Азию несколько раз на рубеже XIX–XX веков, один русский банкир заявил, что бухарские евреи пользуются у всех большим доверием и что «бухарский еврей может отправиться в Россию и привести назад в кредит всю Москву»[541]
. Характеризуя бухарских евреев – купцов, Галкин отмечал в 1908 году: