Друзья Высоцкого

Когда у ворот появились артисты во главе с Юрием Любимовым, разинувшие в изумлении рты, пораженные и онемевшие от увиденного, им навстречу выпорхнула очаровательная девушка с серебряным подносом, полным фруктов. У входа возвышались два пузатых самовара, один – с водкой, другой – с коньяком. Каждый приглашенный обязан был отведать рюмочку-другую из любого (на выбор) самовара и закусить. А Мастер действа любовался своими гостями с балкона второго этажа и блаженно улыбался.

Впрочем, Алле Демидовой позже все виделось несколько иначе: «Наверху, над воротами, сидели два, как мне показалось, совершенно голых мальчика, и, открывая краны, поливали водой из самоваров, что стояли с ними рядом, всех прибывающих… Двор маленький… Круглый, небольшой то ли колодец, то ли фонтан, он был заполнен вином, и в этом водоеме плавали яблоки, гранаты и еще что-то вкусное… Актеры черпали из него и пили…»

Под ногами гостей лежала большая квадратная доска, покрытая цветной клеенкой, – импровизированный стол, на котором громоздились тарелки, а в большой кастрюле что-то булькало, шел пар и вкусно пахло. А в левом углу двора за решеткой стоял портрет Параджанова, закрытый как бы могильной или тюремной оградкой. «Это могила», – объяснял хозяин. Портрет был на земле, а перед ним сухие цветы, столетник и какое-то чахлое деревце…

Сначала банкет проходил во дворе. Вина лились рекой, песни струились, столы ломились, фантастические игрушки и коллажи свисали с ветвей старого дерева, а царские подарки тут же вручались гостям. Сам двор был выложен разноцветными плитками. И как бы с неба на невидимых нитях висел изумительным абажуром черный кружевной зонтик.

Этот необычный уличный праздник, душевное веселье продолжались весь день и ночь с перерывом на обязательный гастрольный спектакль. И никто – только, может быть, старый друг Параджанова еще по Киеву, художник Давид Боровский – никто не знал, что в этом доме, разукрашенном под дворец, самому Сергею Иосифовичу принадлежал разве что крошечный закуток с койкой и столом. Следуя сказкам из «1001 ночи», он именно за ночь соорудил все это великолепие, и профессионалы, московские лицедеи, даже не догадались, что это была не более чем декорация.

На фантасмагорическом празднике у Параджанова тот день не было лишь самого желанного гостя – Владимира Высоцкого. В Тбилиси он прилетел только на следующий день, и прямо из аэропорта поехал к Сергею. Очевидцы вспоминают, что Высоцкий был в джинсовом костюме и рубашке с широко распахнутым воротом. На толстой серебряной цепи болтался николаевский рубль. Сергей обнял Высоцкого и, увидев необычный медальон, развел руками: «Володя, миленький, что это за побрякушка у тебя?.. Подожди минутку. Снимай, ради бога, у меня для тебя есть что-то посерьезней». Поспешил к комоду, покопался и извлек из ящика замечательную, ручной работы и, вне всякого сомнения, очень дорогую звезду. Подошел к Владимиру, снял рубль с цепочки и повесил на нее свой сверкающий дар. «Уж и не помню, откуда это у меня, но я думаю, что эта звезда заняла достойное место – на твоей груди». И рассказал, что этот малахитовый с бриллиантами орден был высшей наградой османской Турции.

В заключительный день гастролей Таганка порадовала тбилисских театралов «Мастером и Маргаритой». Перед началом спектакля, когда в зал вошли два великих режиссера – Любимов и Параджанов, все зрители встали, приветствуя мастеров. А на прощание Параджанов преподнес любимым артистам коллаж, который сотворил за ночь до этого. Затем это параджановское произведение украсило фойе театра в Москве…

В следующем году Параджанов дал пространное интервью газете «Монд». Он был откровенен: «Чтобы выдвинуть против меня обвинение, я был назван преступником, вором, антисоветчиком. У меня на теле даже искали золото. Затем приписали гомосексуализм и судили за это «преступление». Я якобы изнасиловал члена партии и совратил сорокалетнюю даму с помощью порноручки. Чтоб приписать мне преступление, были мобилизованы шесть прокуроров. «Да, вам мало года, – говорили они. – Вы получите пять лет. Этого вполне достаточно, чтобы вас уничтожить»…» Теперь я свободен, но не чувствую себя в безопасности. Я живу в вечном страхе – боюсь выходить из дома, боюсь, что меня обкрадут, сожгут картины из лагеря. Здесь все должны иметь прописку и работу. Но мне не дают работу… Меня в любое время могут арестовать, так как я нигде не работаю.. Я не имею права существовать, я вне закона… В тюрьме жизнь моя имела какой-то смысл, это была реальность, которую надо было преодолевать. Моя нынешняя жизнь бессмысленна. Я не боюсь смерти, но эта жизнь хуже смерти…

Сегодня у меня нет выбора. Отдых мне невыносим. Я не могу жить, не работая. Мне запрещено любое творчество. Я должен скорее уехать отсюда… Я знаю о тех трудностях, которые меня ожидают. Вряд ли я сразу найду вдохновение на Западе. Я не хотел бы создать впечатление у французов, что сразу смогу создать шедевры. Мои корни здесь, но у меня нет выбора. Я должен уехать…»