Читаем Друзья Высоцкого полностью

Ей-богу, как же хочется верить, что эти проникновенные, извинительные слова поэта нашли отклик в душе партийного босса.

Но суд тем не менее был неизбежен. Словно в насмешку местом его проведения был избран Тбилисский Дом искусств.

Во время опроса свидетелей сестра Параджанова Анна, мать Гарика, сама стала задавать суду каверзные вопросы. Прежде всего, она потребовала от следствия объяснить, почему в комнате, где жил ее брат, был произведен обыск. Что искали, зачем перевернули все вверх дном? Ведь Параджанов только недавно вышел из заключения, он вернулся из лагеря в кирзе и бушлате, без гроша в кармане. Те пятьсот рублей, которые фигурируют в деле в качестве взятки, на самом деле принадлежат ей, она дала их брату, чтобы он спас ее сына. «А Сержик? Он – нищий. У него даже белья собственного нет. Он носит фланелевые трусы нашей покойной матери Сиран».

– Что ты несешь?! – взорвался подсудимый. – Ведь здесь, в зале, находится женщина, за которой я ухаживаю…

Впрочем, обвинение строго придерживалось своей линии: Параджанов – взяточник, спекулянт, человек, ведущий аморальный образ жизни, тунеядец, живущий без прописки. Однако во время перерыва между заседаниями явно что-то произошло, и, как по команде, атмосфера в зале суда неожиданно потеплела. Изменилась и тональность вопросов, и даже выражение лиц судейских. Улучив момент, грозный прокурор, прежде метавший громы и молнии, сменил гнев на милость, подошел к Параджанову и на ухо шепнул, что срока не будет: «Только, пожалуйста, Сергей, не бузите, не устраивайте публичного спектакля».

Но Параджанов просьбе не внял. Потребовал слова и заявил, что милиционер, охраняющий его, поразительно похож на Наполеона: «Ну-ка, сделай голову так, а теперь сложи руки на груди. Вот, пожалуйста, натуральный Наполеон!» Судья обиделся на творимый балаган, и подсудимый тут же среагировал: «Принесите килограмм лаврового листа. И белую простыню». – «Зачем?» – «Вы – вылитый Нерон». По залу пошел смешок. Потом, забыв об исторических двойниках и параллелях, Сергей Иосифович заговорил о том, что именно он – настоящий ленинец и единственный в Союзе режиссер, способный снять достойный фильм о вожде, великом мученике…

Лишь немногие из самых близких людей, в том числе сидящая вся в слезах Софико Чиаурели, поняли, что с Параджановым происходит что-то не то.

Воспользовавшись возникшей паузой, судья вновь назначил перерыв и, посовещавшись с заседателями, наконец объявил приговор: «…Параджанова Сергея Иосифовича признать виновным по статье 17–190, часть 1-я и статье 165, часть 2-я УК ГССР и определить 5 годами в исправительно-трудовой колонии строгого режима. Приговор не подлежит исполнению – заменить на 5 лет условно с освобождением из-под стражи в зале суда».

На календаре было 5 октября 1982 года.

«В общей сложности меня приговорили к 15 годам заключения, – выйдя из зала суда, подводил свои жизненные итоги Параджанов. – Они украли у меня 15 лет моей творческой жизни. Обвинения, которые мне предъявляли, были странными и ложными. Пришло время, когда можно восстановить истину, поставить вещи на свои места, но потерянное время вернуть невозможно… Кто ответственен за эти 15 лет полной стагнации, без денег, без средств к существованию?.. Я – единственный советский режиссер, которого трижды сажали в тюрьму… Кто может принести мне свои извинения? Кто может компенсировать потерянные годы и восстановить во всех моих правах? Я разрушен, и прежде всего – как творец. Я обворован, и прежде всего – в моем творчестве…»[1]

Спустя некоторое время после суда Параджанову позволили-таки вернуться в кино. «Арменфильму» он предложил экранизировать народный эпос «Давид Сасунский». Однако в Ереване не хотели рисковать: смущала масштабность проекта, а главное – реноме постановщика. Хотя, по версии Сергея Параджанова, он сам отказался работать, поскольку ему не смогли предоставить для съемок табун в три сотни белых жеребцов.

В пику армянам студия «Грузия-фильм» сразу подхватила идею опального земляка снять «Легенду о Сурамской крепости». Сюжет основывался на старинном предании об отважном юноше Зурабе, который дал согласие замуровать себя в крепости, чтобы она смогла противостоять натиску врага…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное